"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

слыхал. Впрочем, довольно скоро церковь заговорит о чудесах, сообщая о
повторном обретении мощей, и усыпальницы с мощами будут открываться одна за
другой, точно купеческие лавочки, - с такой быстротой, что, готов
поклясться, очередной волне легковерных пилигримов придется отсчитывать свои
кровные скудо, чтобы посмотреть на то, что некогда было, возможно, бедренной
костью торговца рыбой или пальцем гулящей девки.
Дом нашего кардинала считался в Риме одним из прекраснейших. Моя
госпожа вот уже несколько лет была его возлюбленной, а он хранил ей
верность, будто примерный семьянин - законной жене. Это был умный человек,
почетный член ближнего круга Папы Климента VII, в равной мере прелат и
политик, и до последнего продолжал подыгрывать обеим сторонам: поддерживал
Папу в его борьбе за власть и в то же время обосновывал правоту императора.
Уравновешенность его взглядов была хорошо известна, и теоретически она
должна была бы спасти ему жизнь. Теоретически...
У входа в его палаццо стояло двое солдат с ружьями. Я подошел к ним,
пританцовывая и ухмыляясь, словно человек, одинаково увечный и телом и умом.
Один из стражей вытаращил глаза и легонько ткнул меня штыком. Я заверещал -
это всегда веселит вооруженных мужей, - а потом раскрыл рот пошире, запустил
туда два пальца, вытащил маленький блестящий рубин и положил его на ладонь.
Затем спросил, можно ли повидаться с кардиналом. Сначала на ломаном
немецком, потом на испанском. В ответ один из солдат изрыгнул нечто
нечленораздельное, а затем вцепился в меня и силой заставил разжать челюсти.
Однако, увидев, что прячется внутри, он быстро отпустил меня. Я снова
проделал то же упражнение, и рядом с первым камушком улегся второй. Я
повторил свою просьбу. Каждый взял по камушку, и меня пропустили.
Из большого зала открылся вид на внутренний двор. Там в большую кучу
было свалено имущество его преосвященства, но при этом далеко не все сочли
ценным. Он был человеком просвещенным, кардинал моей госпожи, и у него
имелась особая галерея с предметами искусства, ценность коих определялась
скорее их древностью, нежели количеством драгоценного металла. Я сделал
несколько шагов, и вдруг откуда-то сверху донесся крик. В тот же миг через
балюстраду с грохотом перелетел могучий мраморный Геркулес и, едва
коснувшись каменных плит двора, разом лишился головы и левой руки. Впереди,
в проходе, какой-то человек в грязной сорочке, обращенный ко мне спиной,
скреб пол. Он вдруг поднял голову, сел и уставился на отлетевшую мраморную
голову. К старику подошел часовой и пнул его, да так, что тот свалился
набок. Вот благодарность его преосвященству за преданность: когда войску так
долго не выплачивают жалованья, то солдатам становится безразлично, кого
грабить - врага или друга.
Он поднялся и обернулся в мою сторону. Двигался он так, словно ноги у
него были такими же кривыми, как у меня. Что ж, долго стоять на коленях
непривычно для человека столь высокого церковного сана. Он узнал меня сразу,
и на миг в глазах его мелькнула надежда - на что? На то, что я явился во
главе рати славных римских воинов, каких в последний раз видели здесь разве
что в древности, которую он так любил? Впрочем, искра надежды тут же
потухла. Будучи одним из самых образованных ценителей удовольствий в Риме,
он всегда отличался некоторым благородством облика. Но не сейчас. Его
редеющие волосы прилипли к черепу, будто пучки травы - к жесткой земле, а
кожа сделалась почти желтой. Здоровье, богатство, спокойная
самоуверенность - все это покинуло его разом. Я понял, что бессмысленно