"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

Я метнулся к лестнице. На нижней ступеньке кто-то сидел сгорбившись и
трясся. Принюхавшись к шедшей от него вони и вглядевшись в грязное лицо, я
опознал нашего конюха. Щеку рассекала глубокая рана, и выглядел он насмерть
перепуганным, но в остальном был цел и невредим, а пальцы его лихорадочно
крутили перепачканную жемчужину. Скорее всего, он обманул сам себя, решив,
что, если предаст госпожу и укажет, где спрятаны ее богатства, остатки
ожерелья достанутся ему.
- Где она?
Он пожал плечами.
Я плюнул ему в рожу и взбежал по лестнице по-собачьи - когда я устаю,
то мне легче передвигаться именно таким способом.
Я все равно считаю, что судьба обошлась с нами милостивей, чем со
многими другими. Если бы город уцелел после этого нападения, наш дом
оказался бы в числе многих домов, где устроили бы пышные празднества. И не
последним поводом стал бы день рождения моей госпожи, которой скоро
исполнялся двадцать один год. Она входила в пору своего расцвета. За шесть
лет, истекших с того момента, когда мать привезла ее девственницей в Рим,
она успела переспать с богатейшими и образованнейшими мужчинами города -
один список их имен многого стоил. И она научилась от них таким вещам,
которые сейчас ей могли пригодиться. Ибо если жена - собственность мужа и ей
вменяется знать и любить одного-единственного мужчину, то шлюха находится в
общем пользовании и принадлежит всем. Но моей госпоже повезло: она могла
выбирать поклонников и тем самым сохранять некоторую самостоятельность. Это
обстоятельство, наряду с ее умом, воспитанием и бесспорной красотой, дало ей
возможность познать тайны плоти, большинству женщин неведомые.
И вот теперь, если судьба и обстоятельства обернулись против нее, то
дарования, связанные с родом ее занятий, должны были помочь ей выстоять в
этом испытании. Во всяком случае, такими мыслями я тешил сам себя,
вскарабкиваясь на верхнюю площадку лестницы.
За дверью слышалось какое-то бормотанье, напевностью напоминавшее
церковные хоралы. Я повернул ручку, ожидая, что дверь окажется заперта. Но
дверь раскрылась.
Моя госпожа стояла возле кровати на коленях, в сорочке, с опущенной и
покрытой головой, так что лица ее я не видел. Перед ней лежала Библия с
разорванными, закапанными кровью страницами. Рядом стояла тощая как жердь
женщина, с лицом будто из свиной кожи, губы ее шевелились в непрестанной
молитве, а позади нее еще одна, более мясистая, сжимала в кулаке поварские
ножницы. Гарпии-лютеранки - со словом Божьим и с ножом они были одинаково
накоротке. Когда я вошел в комнату, они обернулись, и в этот самый миг, миг
взаимного изумления, я заметил, что пол вокруг них по щиколотку усыпан
прядями золотых волос.
Толстуха с ножницами двинулась в мою сторону, изрыгая хриплые крики. Я
захлопнул дверь и запрыгал, уворачиваясь от нее. Моя госпожа испустила стон,
и с ее головы упал платок. Я увидел, что лицо у нее в кровоподтеках, а
остриженная голова похожа на стерню и вся исполосована черными шрамами -
там, где огонь выжег кожу. От ее волос, от этой огромной и прекрасной реки,
приносившей нам богатства, ничего не осталось.
- Нет, нет! Не троньте его, пожалуйста, - вскричала она, замахав
руками, словно помешанная. - Это Бучино, о котором я рассказывала, милый
бедный Бучино. Его тело носит страшное клеймо, но душа его всегда была