"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

из слоновой кости. В Риме она, бывало, ежечасно проверяла, нет ли каких
изъянов в ее красоте, но когда по пятам за тобой гонится дьявол, приходится
бежать так быстро, что для уловок тщеславия не остается времени, да и на
борту грузового судна зеркала встречаются редко. Она повертела в пальцах
рукоятку зеркала, на стекло упал луч, и по комнате запрыгали солнечные
зайчики.
- Похоже, Мерагоза распродала все, что только могла сдвинуть с места.
Но о чем она не знала, того и украсть не могла. Оно лежало между рейками
кровати. Когда я была маленькой, мама всегда прятала деньги в этот тайник.
Фьямметта протянула мне зеркало. Оно оказалось тяжелым, но стекло
сохранилось достаточно хорошо, чтобы служить своей цели. Я увидел свое лицо
под огромным уродливым лбом и на миг сам себе подивился: ведь, в отличие
большинства людей, я не привык каждый день любоваться собственным уродством.
Рядом со мной она - Венера, только что вышедшая из волн морских. Но, в конце
концов, мы зарабатывали на жизнь не моей красотой.
- Я с детства смотрелась в это зеркало, Бучино. Изучать свое
отражение - это было частью моего воспитания. Это зеркало подарил моей
матери человек, владевший лавочкой на Мерчерии. Обычно его вешали на стену
возле кровати и занавешивали, чтобы солнце не падало на серебро. А под ним
находилась полочка, где мать хранила всякие притиранья и духи. Каждый день
она подводила меня...
- Голод искажает мир так же, как и потускневшее зеркало, - перебил я
ее. - Сначала поешь, а потом поговорим.
Она нетерпеливо мотнула головой.
- ...и всякий раз, как я в него смотрелась, она твердила: "Я делаю это
не затем, чтобы ты становилась тщеславной, Фьямметта. Нет, твоя красота -
это дар от Бога, и его следует использовать разумно, а не расточать попусту.
Изучай свое лицо так, словно это карта океана, твой личный торговый путь к
Индиям. Потому что оно обязательно принесет тебе богатство. Но только всегда
верь тому, что тебе скажет зеркало: если остальные попытаются льстить тебе,
то у него нет причин лгать".
Она умолкла. Я ничего не стал говорить.
- Ну что, Бучино? Лжет ли оно теперь? Если да, то лучше так и скажи,
потому что теперь мы с тобой - единственные моряки, уцелевшие в этом
плавании.
Я вздохнул. Будь у меня достаточно ума, я бы, наверное, чуть-чуть
приукрасил истину: ведь она прожила всю жизнь,
снимая сливки всеобщего восхищения и щедрости, и без них ее дух
истощится точно так же, как тело. Будь у меня достаточно ума...
- Ты больна, - проговорил я. - Ты стала тощей, как уличная девка. Из-за
невзгод от тебя остался один скелет. Но это дело наживное. Как только
начнешь есть - снова нагуляешь бока.
- Что ж, Бучино, ты нашел верные слова. - Она забрала у меня зеркало и
ненадолго поднесла к лицу. - А теперь, - потребовала она, - рассказывай, что
у меня лицом.
- Кожа потускнела. Голова вся в струпьях, волос почти нет, и виден
длинный рубец. Но румянец обязательно вернется, а волосы, когда отрастут,
можно будет причесывать так, чтобы скрыть шрам.
- Когда отрастут! Погляди на меня, Бучино. Я же лысая. - И тут голос у
нее сорвался на детский плач.