"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

рассказала мне правду. За ней присматривает похожая на слепого воробышка
калека, чьи мази и порошки издают такой едкий запах, что всякий раз, как она
приходит к нам, я скорее спешу выбраться на затхлый городской воздух.
Так мы и зажили в Венеции.


Часть вторая


4

Пока моя госпожа поправляется и у нее отрастают волосы, я продолжаю
знакомство с городом.
Начинаю с известного - с переулков, которые отходят от нашего дома. От
первого ко второму, поока моя госпожа поправляется и у нее отрастают волосы,
я продолжаю знакомство с городом. еле второго - по мостику, из третьего - на
кампо. А там - скученные дома, маленький каменный колодец, церковь, пекарня,
куда на запах свежего хлеба каждое утро стекается небольшая толпа, - и все
это походит больше на деревню, чем на большой город. Но каждый город с
чего-то начинается, и мой знакомый старик рассказывал мне, что в те давние
времена, когда Венеция только рождалась из лагуны, на множестве крошечных
островков, выступающих из болотной воды, громоздились скопления домов,
жители которых передвигались на лодках. Но постепенно каждая из общин
начинала разрастаться, обзаводилась своей церковью, кампо и колодцем. Со
временем они объединились, принялись возводить новые дома и мосты, пока не
возник настоящий город, где главными дорогами служили каналы, а смыслом
жизни оставалось море.
Не знаю, правда ли все так было, или это - домыслы старика, но мне они
по душе. Теперь Венеция видится мне как множество кругов, больших и малых,
сливающихся и сцепляющихся друг с другом, и каждый - филигранное
переплетение суши и воды, похожее на кружева, что монахини плетут в подарок
своим родным. Каждый день я исследую новый кусочек города, пока у меня в
голове не запечатлевается наподобие карты весь большой северный остров.
Словно новый Тесей, я натягиваю нити памяти, готовя для себя подсказки:
фасад одного дома с золотой мозаикой, склеп с обезглавленной Мадонной на
углу, провалившийся скат старого деревянного мостика, арка нового каменного
моста, особый запах, доносящийся из переулка, по которому можно попасть лишь
к стоячей воде. Так я двигаюсь от еврейского гетто на западе, обхожу
торговые улочки Мерче-рии, пересекаю площадь Сан-Марко, прохожу над
монастырем Сан-Дзаккариа и перебираюсь через десятки тесных каналов до
мощных стен у корабельной верфи Арсенала, не промочив ног. Впрочем,
самонадеянность моя преходяща, ибо в этом городе есть места, где даже компас
бесполезен, где переулки изогнуты, точно старые гвозди, а каналы искривлены,
как жилы на руке старухи.
Мои чувства и разум тоже привыкают к новой среде. Я лучше понимаю
венецианское наречие моего знакомого старика, и мой язык кажется мне теперь
таким же чуждым, как его. Я научился так кривить рот и коверкать слова, что
теперь и остальные хорошо понимают меня. А запах? Что ж, то ли ноздри мои
потеряли чувствительность, то ли приход прохладной погоды, с грозами и
дождями, отмыл город дочиста. Летом я бежал, чтобы обогнать зловоние, теперь