"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

принадлежит к правящему воронью: рукава черного плаща оторочены соболем, а
жена грузна и массивна, будто широкая двуспальная кровать. Я мысленно
усаживаюсь на его место. Впереди, слева от меня - одна из темноволосых
куртизанок. Я всегда хожу на мессу в Дзани-поло. Если дела пойдут хорошо, я
надеюсь пожертвовать этой церкви небольшой алтарь, а когда пробьет час, меня
непременно здесь похоронят. Я хожу на исповедь каждый месяц, и мне отпускают
грехи. Я никогда не забываю благодарить Господа за удачу в торговых делах и
уделяю Ему от своего богатства, а он мне взамен помогает получать новые
барыши. Сегодня утром я размышлял о крестных муках Спасителя, а потом
молился о том, чтобы цена на серебро оставалась высокой, чтобы я смог внести
свою долю в снаряжение нового судна, которое весной отправится в Тунис. Лишь
в этом случае мне удастся собрать приличное приданое для второй дочери,
которая созревает день ото дня, а значит, ее следует оберегать от порчи -
ведь молодые мужчины пылают таким вожделением к запретным изгибам юных
женских тел. Да порой и не очень молодые - ведь там таится такая сладость...
Ага - вот оно! Так оно и происходит: мало-помалу, шаг за шагом, мысли
соскальзывают от духовного к плотскому. Воздух в церкви делается спертым, а
проповедник все бубнит и бубнит. Меняю позу, чтобы тело не затекало, и вдруг
замечаю ее в пяти или шести рядах от себя. Она сидит, стройная, возвышаясь
над морем сгорбленных плеч, ее красивая голова словно плывет в воздухе.
Конечно, я знал, что она там сидит, - я же сразу заметил ее, как только она
вошла, как ее можно было не заметить? - но я дал себе слово, что сегодня не
стану... что ж теперь поделаешь? У нас с Богом давно уговор: изредка мужчина
должен доставлять себе небольшое удовольствие. Теперь я украдкой разглядываю
ее. Она и в самом деле красавица. Медные волосы - как сладострастно они
будут смотреться, если их пустить водопадом по спине, - золотистая кожа,
полные губы, а вот и обнаженное тело мелькает, прежде чем она успевает
поправить покрывало, соскользнувшее на грудь. О, да она так прекрасна, что
можно подумать, сам Господь усадил ее туда, чтобы я мог полюбоваться
совершенством Его творения!
А сейчас, о, сейчас она поворачивает голову в мою сторону, хотя и не
смотрит прямо на меня. Я замечаю легкий намек на улыбку, а потом, потом -
медленное движение языка, которым она облизывает губы. Должно быть, она
думает о чем-то - наверняка о чем-то приятном. О чем-то очень приятном. И
прежде чем я сам успеваю это осознать, я делаюсь твердым, как рог, под
одеждой, и граница между искуплением и искушением уже осталась позади, хотя
я сам не заметил, когда перешел ее. Точно так же я не задумываюсь и над тем,
что эти влажные губки и потаенная улыбка предназначается не одному мне, но и
банкиру слева от меня, который успел насладиться не только ее наружностью, и
теперь с нетерпением дожидается, когда она покажет ему свой язычок, не
говоря уже о молодом адмиральского сыне, что сидит пятью рядами дальше; он
недавно расстался со своей дамой и теперь снова в поисках.
И вот, как выражается моя госпожа, ни слова не сказано, а рыба уже сама
плывет в сети.

Месса заканчивается, и церковь наполняется оживленным гулом. Паства
начинает тянуться к выходу. Мы быстро выбираемся наружу и занимаем место на
каменном мостике, откуда открывается вид на кампо, где будет разворачиваться
заключительное действие представления. На улице холодно, и небо угрожает
пролиться дождем, но это нисколько не пугает толпу.