"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

его библиотека погибла. Немцы топили печи его книгами.
- О Боже! А что сталось с Асканио?
Я снова мысленно вижу его - как он кидается в гущу кровопролития,
обронив свою изящную книжицу.
- Про него ничего не слышно.
- А про его учителя, Маркантонио?
Я качаю головой.
- Значит, его нет в живых. Если бы он уцелел, обязательно добрался бы
до Венеции. Здесь лучшие в мире печатные станки. - Она замолкает. - А наш
кардинал? Он тоже погиб, - говорит она, и это уже не вопрос, а утверждение.
Я ничего не отвечаю. - Знаешь, Бучино, я иногда вспоминаю ту ночь, когда ты
вернулся с городских стен... Знай мы, как все дальше обернется, быть может,
мы бы сразу сдались?
- Нет, - говорю я невозмутимо. - Если бы даже мы все знали заранее, мы
бы поступили точно так же.
- Ах, Бучино! Ты иногда рассуждаешь, как моя мать!" Сожаление,
Фьямметта, - это роскошь, которую может позволить себе только богачка. Время
идет быстро, и ты должна бежать вместе с ним вперед, а не возвращаться
назад. Всегда помни: каждый новый мужчина будет богаче прежнего". - Она
трясет головой. - Ты только подумай, Бучино! Некоторые матери учат своих
детей читать молитвы и перебирать четки, а я ко времени первой исповеди уже
знала такие вещи, о которых не осмелилась бы заикнуться своему священнику.
Ха! Да, хорошо все-таки, что она нас сейчас не видит.
Позади нас лодки со стуком ударяются об каменный причал. Солнце стоит
высоко, но ветер пронизывает насквозь. Я чувствую, как он свистит в ушах, и
поднимаю плечи, чтобы заслонить их хоть немного. В юности я иногда страдал
от болей, которые змеей проникали в мою голову, и теперь я боюсь, как бы
зимой эти боли не возобновились. В Риме, бывало, рассказывали ужасы про
северные края: как у людей иногда замерзают пальцы по ночам и утром их едва
удается согреть и оживить. Но моя госпожа окрепла уже настолько, что не даст
холоду победить себя.
- Ну, - говорит она, и голос у нее уже другой, словно он изменился
вместе с погодой. - Вот как мне все представляется. Если мы заменим
церковников холостяками, прибавим всех дельцов и иноземных купцов с
посланниками, то, пожалуй, рынок здесь не хуже римского. А если и все прочие
женщины таковы, как те, кого мы видели сегодня, то, правильно одевшись, я
смогу вытеснить любую из них.
Говоря это, она пристально смотрит мне в глаза, чтобы уловить там хоть
малую тень сомнения. Капюшон у нее откинут, а волосы придерживает широкая
лента с искусственными цветами, так что невозможно понять, какой они длины.
Пусть эти украшения - подержанный товар, зато лицо - ее собственное. К концу
своего римского периода моя госпожа позволяла молодым художникам измерять
расстояния между своим подбородком, носом и лбом - так они искали идеальные
пропорции. Но у них начинали дрожать руки от одного взгляда этих неистовых
зеленых глаз, устремленных прямо им в глаза. А еще рассказывали, что, будучи
обнаженной, она может укутаться в свои собственные волосы. Ее волосы! Вот -
мое единственное сомнение.
- Знаю! Я сама об этом постоянно думаю. Но у Коряги есть кое-что на
уме. Иногда она бывает в обителях, где лечит заболевших монахинь. Там
торгуют локонами молоденьких послушниц. А еще она знает женщину, которая при