"Сара Дюнан. Жизнь венецианского карлика" - читать интересную книгу автора

в плечи акробатов, и теперь шелк развевается над ним, как стяг.
Толпе требуется некоторое время, прежде чем она понимает: приняв позу
собаки, карлик пародирует большое каменное изваяние крылатого льва на
вершине Столпа правосудия. Флаг заменяет ему крыло, торчащее вверх из
львиного хребта.
Я против воли бешено аплодирую, как и все остальные, потому что это
великолепное представление, а еще конечно же потому, что я сам мечтал бы
быть таким ловким.
- Выбрось это из головы, Бучино. Твоим талантам найдется другое
применение.
Этот сильный и низкий голос, как у певца, который приучен тянуть ноту
дольше остального хора, я узнал бы везде. Я оборачиваюсь, и хоть в голове у
меня и проносится мысль, что он принесет нам лишь беду, мне все-таки приятно
видеть его.
- Вы только поглядите, друзья! Самый уродливый римлянин явился в
Венецию, чтобы оттенить ее красоту. Бучино! - кричит он и, схватив меня в
охапку, поднимает вверх, так что наши глаза оказываются на одном уровне. -
Кровь Христова, ты ужасно выглядишь, приятель! Десяток волосков на
подбородке - это еще не борода! А что это за нищенское отрепье на тебе? Как
поживаешь, маленький герой? - И с этими словами он легонько меня
встряхивает.
Окружающие его юные щеголи и дворяне, воодушевленные этими насмешками,
принимаются еще громче хохотать, глядя на меня.
- Не смейтесь, - рокочет он. - Пусть этот коротышка и выглядит как шут,
но он пострадал от самой жестокой шутки, на какую способен Господь. Он
родился с телом карлика и с разумением философа. Не правда ли, мой
коренастый дружок? - Он с усмешкой опускает меня на землю; лицо у него
слегка раскраснелось от того, что поднимал меня.
По правде сказать, он и сам не красавец, но разжирел на харчах своих
покровителей еще до того, как неизвестные изувечили ему руку и прочертили
кровавый зигзаг на шее.
- А у тебя, Аретино, тело царя и разумение золотаря.
- Золотаря? Неплохо! Между прочим, человек тратит на испражнение не
меньше времени, чем на еду, хотя поэты твердят нам совсем иное.
Молодежь у него за спиной гогочет.
- Ты, я вижу, уже нашел себе единомышленников в этом диковинном городе.
- О да! Ты только погляди на них - цвет венецианской молодежи! И всеми
силами заботятся о моем процветании. Верно, друзья?
Они снова смеются. Однако, обмениваясь последними репликами, мы с ним
перешли на римский диалект, так что юнцы, скорее всего, насилу поняли
половину из сказанного нами. Он берет меня за плечо и уводит в сторону,
оставив толпу приятелей.
- Вот оно как, - говорит он, по-прежнему улыбаясь. - Выходит, ты жив.
Я слегка наклоняю голову:
- Как видишь.
- Значит, и она тоже.
- Кто?
- А-а! Та женщина, без которой ты бы ни за что не покинул Рим, вот кто!
Господи, в последние несколько месяцев я, как мог, пытался разыскать вас
обоих, но никто ничего не знал. Как же тебе удалось бежать?