"Маргерит Дюрас. Летний вечер, половина одиннадцатого" - читать интересную книгу автора

за всех своих постояльцев.
Шестеро полицейских ринулись в ресторан. Еще трое идут в замкнутые
коридоры, что окружают зал. Они обыщут комнаты, выходящие в эти коридоры.
Просто обыщут несколько комнат, говорит управляющая. Это ненадолго.
- Мне сказали, что он где-то на крышах, - говорит Мария.
Они услышали ее. Она сказала это очень тихо. Но они не удивлены. Мария
не настаивает. Шум и суматоха в ресторане достигла апогея. Все официанты
местные, все знают Родриго Паэстру. Полицейские тоже местные. Они окликают
друг друга, переговариваются. Об ужине забыли. Вмешивается управляющая.
Пусть только кто попробует сказать здесь дурное о Пересе. Официанты
продолжают обсуждать происшедшее между собой. Управляющая что-то кричит,
никто не слышит ее распоряжений.
Но вот официанты все друг другу сказали, а постояльцы мало-помалу
приходят в себя после первого ошеломления и требуют, чтобы их обслужили.
Официанты возвращаются к своим обязанностям. Заговаривают с постояльцами.
Все внимательно прислушиваются к пересудам официантов, наблюдают за
полицейскими, которые входят и выходят, все встревожены, кто-то
предсказывает успех поисков, кто-то - неудачу, есть и такие, что усмехаются
наивности Родриго Паэстры. А женщины говорят: как это ужасно, быть убитой в
девятнадцать лет и спать вечным сном, как спит сейчас жена Родриго Паэстры,
одна, совершенно одна в этой провинциальной мэрии, совсем еще дитя. Но все в
этой сумятице едят, кто с аппетитом, кто без, все едят пищу, которую
приносят в спешке разъяренные официанты. Хлопают двери в коридорах,
полицейские проходят через зал, сталкиваются, в руках у них автоматы, на
ногах сапоги, они туго подпоясаны ремнями, невозмутимые, серьезные, и
тошнотворный запах мокрой кожи и пота исходит от них. Плачут при виде их
дети.
Двое полицейских, кажется, направились в коридор слева от ресторана,
тот самый, откуда только что вышла Мария.
Жюдит, насмерть перепуганная, уже не есть фрукты. Полицейских в
ресторане больше нет. Официант, подававший ужин, возвращается к их столику;
трясясь от ярости, он бормочет ругательства в адрес Переса и с сочувствием
говорит о долготерпении Родриго Паэстры; Жюдит держит в руке дольки
апельсина, сок стекает по пальцам, а она слушает его, слушает.
Они, наверно, уже вышли на тот самый балкон в конце замкнутого
коридора, где только что была Мария. Дождь как раз перестал, и слышны их
удаляющиеся шаги в этом коридоре, что тянется вдоль ресторана; Мария
различает их сквозь журчание струй на стеклянной крыше, а больше никто в
зале их уже не слышит.
Можно подумать, что все успокоилось. Утихомирилось небо. Спокойно
журчит вода на стеклянной крыше, глухо стучат шаги полицейских в последнем
оставшемся коридоре - но когда обыщут комнаты, кухню, дворы - можно ли будет
обо всем этом забыть? Когда-нибудь? Нет.
Если они вышли на балкон в конце этого последнего коридора, если они
уже там - значит, Родриго Паэстры нет на крышах городка.
- Почему же мне сказали такое? - снова начинает Мария все так же тихо.
Они услышали. Но ни он, ни она не удивляются.
Она видела эти крыши. Только что они простирались перед ней, вздымались
их коньки под темным небом, они громоздились друг на друга, такие голые под
ее балконом, голые, одинаковые, пустые.