"Маргерит Дюрас. Матрос с Гибралтара" - читать интересную книгу автора

учинял смотр своим подчиненным и за неимением оружия проверял у них уши.
Которого вопросы гигиены вдохновляли ничуть не меньше, чем величие Франции.
Который специальным указом ввел обязательное пение "Марсельезы" в начале
учебных занятий на всей территории своей провинции. Который был буквально
помешан на всяких предохранительных прививках и вакцинациях населения, но
который, когда заболел его собственный бой, отослал его подыхать подальше от
своего дома. Который порой получал приказы набрать для великих военных
баталий белых братьев пять сотен рекрутов - ах, какие же это были
незабываемые поездки! Который отбывал в сопровождении полицейских и солдат,
чтобы окружать деревушки и с помощью ружейных залпов выгонять из хижин их
обитателей. Который, погрузив их в вагоны для скота, идущие в направлении
вышеупомянутых военных баталий, часто более чем за тысячу километров от
родных краев, возвращался в полном изнеможении, но с видом победителя и
заявлял: "Это было нелегко. Зря мы заставляем их изучать историю Франции,
эта Революция по-прежнему наносит нам величайший вред". Который - этот
идиот, этот ограниченный, скудоумный солдафон - управлял провинцией в
девяносто тысяч душ, над кем имел почти диктаторскую власть. И который до
шестнадцати лет был моим единственным воспитателем. Так что я хорошо знал,
что значит держать кого-то под неусыпным наблюдением и, не спуская глаз ни
на секунду, следить за каждым вздохом. Я знал, каково это, жить в ежедневной
надежде на его смерть - представлять себе отца убитым одним из его
туземцев-рекрутов стало к пятнадцати годам моей самой заветной мечтою,
единственной, что придавала Вселенной хоть немного первозданной свежести;
помнил какое-то особое головокружение, что охватывало меня порою при виде
ножа на семейном столе; помнил, что значит, лишиться чувств, спрятавшись
где-нибудь в кустах, от одного вида отца, который проверяет уши своих
подчиненных. Однако в те жаркие дни во Флоренции меня ни разу не посещали
никакие воспоминания о моих детских годах.

Целые дни напролет, сидя в кафе, я думал только о ней, той женщине,
наедине с которой я оказался взаперти в этом городе.

Словно влюбленный до безумия, я поджидал ее час за часом.

Один вид ее вознаграждал меня, с лихвой оправдывая все мои ожидания.
Она была не просто объектом моего несчастья, но его совершенным
изображением, его фотографией. Ее улыбки, ее походки, да что там, одного ее
платья мне было достаточно, чтобы торжествовать победу над всеми моими
прежними сомнениями. Казалось, я видел ее насквозь.

Правда, она в жизни не прикасалась к карабину и никогда не проверяла ни
у кого ушей, но все это, конечно, не имело для меня ни малейшего значения.
За утренним завтраком она макала свой рожок в кофе с молоком - и одного
этого мне вполне хватало. Я кричал ей: перестань. Она переставала,
остолбенев от изумления, я извинялся, она не сердилась и ни о чем не
спрашивала. Она была маленького роста - и этого мне было достаточно. Она
была женщиной - и этого мне тоже хватало с лихвой. Самые простые жесты,
самые безобидные слова доводили меня до исступления. И когда она говорила
мне: передай, пожалуйста, соль - меня буквально ослеплял головокружительный
смысл этих слов. Ничто в ней не ускользало от моего внимания, ничто за эти