"Маргерит Дюрас. Матрос с Гибралтара" - читать интересную книгу автора

Она смеялась. Естественно, я никогда не настаивал. Ко всему прочему, я
обнаружил, что все время, что мы с ней жили вместе, она оставалась для меня
еще более непонятной, посторонней, чем те рыбины, что чистосердечно подохли
в Арно, со всей откровенностью отравляя воздух в городе. Она так ни разу и
не сходила на них посмотреть. Утверждая, что никогда не ощущала этой
роскошной знойной вони. А я вдыхал ее, словно аромат букета роз. Даже по
поводу погоды мы никогда не были одного мнения. У всякой погоды есть свои
прелести, говаривала она, у нее не было на этот счет никаких предпочтений.
Мне же некоторые явления природы всегда внушали непреодолимое отвращение.
Еще я обнаружил, что даже в этих моих приступах враждебности она умудрялась
усматривать всегда, и даже во Флоренции, поводы для надежды. Мы ведь пока
еще не женаты, шутила она.

Более того, я обнаружил и еще кое-какие вещи, к примеру, что она
никогда не испытывает к людям ни любопытства, ни снисхождения и никому сроду
не удавалось вывести ее из равновесия. Что я в ее жизни был единственным,
кому она отдавала предпочтение и в то же время к кому относилась
снисходительно - люди добры, любила повторять она. Что она питала к ним
безграничное доверие, желала им самого большого счастья, но беда одного
человека никогда не имела для нее никакого значения. Что для нее были важны
только несчастья всего человечества. Что об этом, помнится, она всегда
любила с удовольствием поговорить, что у нее были вполне ясные и
непоколебимые суждения о том, как можно их исцелить. Что преступлениям она
всегда предпочитала гимнастические праздники, что за любовь всегда принимала
маленькие любовные радости, всегда оставляли улыбку на устах ее -
удовлетворенной и столь же неисправимой, как и преступление. Что в
министерстве ее любили, что ее соловьиный нрав привлекал к ней все больше и
больше симпатий, что она была из тех оптимистов, сами знаете, таких скрытых,
о которых всегда говорят, будто они могли бы составить счастье любого
мужчины, что они сердечны, доброжелательны и способны понять другого. Но
главное - что это с тех пор, как она появилась у нас в отделе, моя тоска
стала совсем уж невыносимой. Потому что у меня не было решительно ничего
общего с соловьем, этим певцом природы, и только я один знал, что она
никогда и никого не сделает счастливым.

Теперь я больше не скучал. Я без устали вгрызался в эту женщину и из ее
муравьиного существования, хрупкого и неутомимого, делал для себя тонны
всяких открытий. Они лежали перед моими ослепленными глазами, точно груды
золота.

Однажды, немного стыдясь таких богатств, я даже попробовал бороться.
Она появилась в кафе. И я стал уговаривать себя, что все это не так страшно,
что платье ей очень к лицу, что с этим своим маленьким "Голубым гидом" в
руках, превозмогая жару, она стала намного мягче, ведь, раз она подошла бы
стольким другим мужчинам, нет никаких серьезных причин, почему бы ей не
подойти и мне тоже. Но тут она приблизилась к столику и поздоровалась со
мной. И сразу весь ее оптимизм снова всплыл на поверхность и заблестел, как
спелый плод. Я так же мало был способен закрыть на это глаза, как не мог не
увидеть раздувшихся от жары рыбин, что всплывали из глубин Арно. И снова