"Н.А.Дурова. Угол" - читать интересную книгу автора

замолчала, как будто не смея кончить своего вопроса. Графиня горько
сожалела, что навела ее на эту догадку. Восклицание компаньонки показывало,
что она только сию минуту поняла причину нерасположения графини к Федуловым.

Вся гуляющая процессия остановилась на несколько минут, потому что
переднему экипажу встретилось какое-то затруднение. Остановкою этою спешили
пользоваться многие, в том числе важный и сановитый купец Федулов, так
скоро, как позволила ему толщина его, выставляется в окно кареты, чтобы
позвать лакея, и вот дверца блестящего экипажа отворилась, тучный Федулов, с
окладистою бородою, в сюртуке самого дорогого сукна, в бобровой шляпе, вышел
из кареты.
- Прощай, Матрена Филипповна, воротитесь, пожалуйста, к чаю домой.
Прощай, Фетиньюшка. - Купец хотел уж идти, но в эту минуту увидел графа
Тревильского, который, чтоб оставаться близ кареты Федуловых под благовидным
предлогом, заставлял свою лошадь то прыгать, то становится на дыбы. Покачав
неодобрительно головою, купец, казалось, был в раздумье, не сесть ли опять в
карету; с полминуты стоял он в нерешимости на одном месте, однако ж
благоразумие взяло верх, и Федулов удовольствовался только повторить жене
своей просьбу воротиться к чаю домой. После этого он уж, не раздумывая и не
разглядывая прыжков графского коня, стал пробираться чрез площадь на
тротуар.
Однако ж маневр графа не спас его от разлуки с прекрасной Фетиньей.
Графиня, тоже очень обрадованная этой остановкой, тотчас
воспользовалась ею и приказала человеку позвать к ней сына.
- Милый Жорж! Поезжай, пожалуйста, к княгине Орделинской, вон ее карета
в том ряду; скажи от меня, что я очень интересуюсь знать, какие вести
получила она из Мадрида.
Когда граф оборачивал уже лошадь, чтоб ехать, куда его посылали,
графиня прибавила:
- Ответ ее перескажешь мне после, а теперь, сделай мне удовольствие,
останься близ нее до конца гулянья.
Графиня говорила все это тоном столь ласковым и кротким, что
компаньонка, не видевшая лица ее, закрытого широкими полями шляпки, никак не
подозревала, чтоб слова и голос Тревильской был в величайшей
противоположности с выражением глаз ее и физиономии; в том и другом молодой
граф видел угрозу и упрек.
Хотя приказание матери было как нельзя более неприятно юному
Тревильскому, однако ж он исполнил его ловко, непринужденно и, по
наружности, охотно. Искренность заменилась вежливостью, и престарелая
Орделинская приняла за чувство сердца те выражения, какими учтивый граф
передал ей желание матери своей узнать о том, что пишут княгине из Мадрида.
- Много радостного, любезный граф! Я надеюсь, что скоро все мы будем
очень счастливы. Невестка моя возвращается сюда. Она пишет, что Целестина
совершенно выздоровела и очень поправилась: выросла, пополнела, похорошела,
стала бела, румяна, как кровь с молоком! О, путешествие - спасительное
средство для больных и приносит великую пользу!
Старая дама была чрезвычайно довольна, что молодой человек не отъезжал
от окна ее кареты и постоянно поддерживал любимый разговор княгини о
выздоровлении и возвращении внуки ее, малютки Целестины, которой, мимоходом
сказать, минуло уже двадцать три года и которой красота приводила в восторг