"Фридрих Дюренматт. Поручение, или О наблюдении за наблюдающим за наблюдателями" - читать интересную книгу авторавнимания на обрушивающиеся сверху ливневые потоки, преодолела короткое
расстояние от кабриолета до входной двери; в коридор, хотя дверь поддалась сразу, она вошла уже насквозь промокшей, - он не претерпел никаких изменений, как, впрочем, и мощеный двор, - весь в пузырях от хлеставшего по нему дождя, по-прежнему выглядела внешне и мансарда, где работал художник, дверь наверх, к удивлению Ф., тоже оказалась незапертой, лестница круто взбегала, теряясь в темноте; безуспешно попытавшись на ощупь отыскать выключатель, Ф. стала подниматься по лестнице, выставив перед собой руки, уперлась руками в дверь, толкнула ее и очутилась в мастерской, и там, к величайшему ее изумлению, тоже совсем ничего не изменилось и тускло мерцало в серебряном свете дождя, струйками стекавшего по стеклам окон по обе стороны, узкое пространство комнаты все еще заполняли картины художника - ведь прошло уже несколько лет, как он выехал из города, - там и сям стояли в беспорядке холсты большого формата, на портретах были изображены одиознейшие фигуры Старого города - дутые гении, пьяницы, бродяги, уличные проповедники, сутенеры, профессиональные безработные, спекулянты и прочие художники жизни, а большинстве своем, как и сам хозяин мастерской, давно уже пребывающие в сырой земле, попавшие туда, правда, без такой помпы, как он, на чьих похоронах ей довелось присутствовать, их же похороны, дай бог, если почтили своим присутствием две-три не скупые на слезу проститутки, да сотоварищи, окропившие могилу пивом, если, конечно, вообще дошло до похорон, а не окончилось кремацией, да, все портреты, большинство из которых, как ей раньше думалось, давно уже приобретены музеями, более того, - вроде бы попадавшиеся ей там, другие же, меньших размеров, стопками лежали у ног тех, кто существовал теперь лишь на холсте, притом казалось, нет такого предмета, велосипеды, зонтики, полицейские автодорожной службы, бутылки из-под "Чинзано"; мастерская пребывала в ужаснейшем беспорядке, перед массивным, обитым кожей и наполовину разодранным креслом стоял ящик, на нем поднос с вяленым мясом, на полу валялись бутылки из-под "Кьянти", рядом стакан с недопитым вином, тут же газеты, яичная скорлупа, повсюду тюбики из-под красок - будто художник вообще-то здесь, просто на минуту-другую отлучился, бутылки со скипидаром и керосином, кисти, палитры, не хватало только мольберта; по окнам настойчиво стучал дождь; чтобы иметь лучший обзор, Ф. отодвинула от окна фасадной стены портреты мэра города и директора банка, второй год как севшего в тюрьму и потому живущего отчасти менее разгульной, чем прежде, жизнью, и когда очутилась перед портретом женщины в красном пальто, в первое мгновение ей подумалось, что изображена тут Тина фон Ламберт, но потом Ф. сообразила, что ошиблась, - нет, это не Тина, вероятно, это портрет женщины, очень на нее похожей; внезапно Ф. проняла дрожь - ей почудилось, что эта женщина, горделиво стоящая перед ней с широко распахнутыми глазами, не кто-нибудь, а она сама, и, шокированная этой мыслью, Ф. услышала шаги у себя за спиной, обернулась, но запоздала, - уже щелкнула дверная щеколда, когда же, ближе к вечеру, она возвратилась в мастерскую в сопровождении своей киногруппы, портрет исчез, зато Ф. застала там незнакомую ей киногруппу, снимавшую в том помещении: в преддверии ретроспективной выставки, которая будет проведена в Художественной палате, они - с необъяснимой агрессивностью заявил ей режиссер - восстановили мастерскую в том виде, в каком она была при жизни художника, а так до сей поры пустовала; вместе пролистали каталог, портрета в нем не значилось, |
|
|