"Фридрих Дюренматт. Поручение, или О наблюдении за наблюдающим за наблюдателями" - читать интересную книгу автора

внимания на обрушивающиеся сверху ливневые потоки, преодолела короткое
расстояние от кабриолета до входной двери; в коридор, хотя дверь поддалась
сразу, она вошла уже насквозь промокшей, - он не претерпел никаких
изменений, как, впрочем, и мощеный двор, - весь в пузырях от хлеставшего по
нему дождя, по-прежнему выглядела внешне и мансарда, где работал художник,
дверь наверх, к удивлению Ф., тоже оказалась незапертой, лестница круто
взбегала, теряясь в темноте; безуспешно попытавшись на ощупь отыскать
выключатель, Ф. стала подниматься по лестнице, выставив перед собой руки,
уперлась руками в дверь, толкнула ее и очутилась в мастерской, и там, к
величайшему ее изумлению, тоже совсем ничего не изменилось и тускло мерцало
в серебряном свете дождя, струйками стекавшего по стеклам окон по обе
стороны, узкое пространство комнаты все еще заполняли картины художника -
ведь прошло уже несколько лет, как он выехал из города, - там и сям стояли в
беспорядке холсты большого формата, на портретах были изображены одиознейшие
фигуры Старого города - дутые гении, пьяницы, бродяги, уличные проповедники,
сутенеры, профессиональные безработные, спекулянты и прочие художники жизни,
а большинстве своем, как и сам хозяин мастерской, давно уже пребывающие в
сырой земле, попавшие туда, правда, без такой помпы, как он, на чьих
похоронах ей довелось присутствовать, их же похороны, дай бог, если почтили
своим присутствием две-три не скупые на слезу проститутки, да сотоварищи,
окропившие могилу пивом, если, конечно, вообще дошло до похорон, а не
окончилось кремацией, да, все портреты, большинство из которых, как ей
раньше думалось, давно уже приобретены музеями, более того, - вроде бы
попадавшиеся ей там, другие же, меньших размеров, стопками лежали у ног тех,
кто существовал теперь лишь на холсте, притом казалось, нет такого предмета,
который не изобразил бы художник, - трамвай, уборные, сковородки,
велосипеды, зонтики, полицейские автодорожной службы, бутылки из-под
"Чинзано"; мастерская пребывала в ужаснейшем беспорядке, перед массивным,
обитым кожей и наполовину разодранным креслом стоял ящик, на нем поднос с
вяленым мясом, на полу валялись бутылки из-под "Кьянти", рядом стакан с
недопитым вином, тут же газеты, яичная скорлупа, повсюду тюбики из-под
красок - будто художник вообще-то здесь, просто на минуту-другую отлучился,
бутылки со скипидаром и керосином, кисти, палитры, не хватало только
мольберта; по окнам настойчиво стучал дождь; чтобы иметь лучший обзор, Ф.
отодвинула от окна фасадной стены портреты мэра города и директора банка,
второй год как севшего в тюрьму и потому живущего отчасти менее разгульной,
чем прежде, жизнью, и когда очутилась перед портретом женщины в красном
пальто, в первое мгновение ей подумалось, что изображена тут Тина фон
Ламберт, но потом Ф. сообразила, что ошиблась, - нет, это не Тина, вероятно,
это портрет женщины, очень на нее похожей; внезапно Ф. проняла дрожь - ей
почудилось, что эта женщина, горделиво стоящая перед ней с широко
распахнутыми глазами, не кто-нибудь, а она сама, и, шокированная этой
мыслью, Ф. услышала шаги у себя за спиной, обернулась, но запоздала, - уже
щелкнула дверная щеколда, когда же, ближе к вечеру, она возвратилась в
мастерскую в сопровождении своей киногруппы, портрет исчез, зато Ф. застала
там незнакомую ей киногруппу, снимавшую в том помещении: в преддверии
ретроспективной выставки, которая будет проведена в Художественной палате,
они - с необъяснимой агрессивностью заявил ей режиссер - восстановили
мастерскую в том виде, в каком она была при жизни художника, а так до сей
поры пустовала; вместе пролистали каталог, портрета в нем не значилось,