"Фридрих Дюрренматт. Город (1947, Перевод с нем.В.Сеферьянца)" - читать интересную книгу автора

из них не появился дважды. Они заводили речь о ветхости дома и о том, что
город давно бы его снес, если бы не крайняя нужда в жилье, ощущаемая в
предместьях. Время от времени ко мне являлись какие-то личности в белых
плащах, со свернутыми в трубочку бумагами под мышкой и часами, ни слова не
говоря, измеряли мою комнату и что-то записывали, рисовали острыми перьями в
своих чертежах. Я, однако, не могу упрекнуть их в навязчивости, да они ни
разу и не спросили меня, откуда я взялся. Они приходили только ко мне и
никогда не заглядывали к другим жильцам, я видел из окна, как они
поднимались ко мне в комнату и сразу же выходили из дома, закончив у меня
свою работу. Но большую часть дня я проводил у окна на восточной стороне, из
которого смотрел на большой город, смотрел, как утром крестьяне направлялись
из деревень на рынок. Погруженные в свои мысли, они неподвижно сидели в
повозках, огромные колеса которых возвышались над ними, и тени от спиц
скользили по их сгорбленным фигурам. Иногда они скупыми окриками подгоняли
коров, запряженных в повозки. Проходили мимо дома и закованные в цепи
арестанты, сопровождаемые коренастыми, с маленькими желтыми лицами
охранниками, которые размахивали огромными плетками; после такого зрелища я
по целым дням не мог заставить себя подойти к окну. Но самое страшное
впечатление произвел на меня вид осужденного, которого везли на казнь. Он
был спиной привязан к столбу, укрепленному на узкой и длинной деревянной
повозке, колеса которой были не совсем круглой формы, и потому повозка
катилась по дороге, как-то странно подпрыгивая. Перед повозкой шагал палач в
красном плаще и белой маске. Он нес меч подобно кресту, и длинными черными
рядами молча шли судьи. Бедняга был худ и громким монотонным голосом пел
песню на каком-то чужом языке, которая еще долго звучала у меня в ушах и
наполняла меня глубокой печалью.

Построенный для того, чтобы мы могли до конца испить чашу страданий, он
учил меня видеть грани, открывая при этом свое величие. Я познал свое
бессилие через его силу и его совершенство через свое поражение. Мы не боги,
а всего лишь люди. Мы познаем все вначале путем опыта, а лишь затем через
разум. Нас нужно помучить, чтобы мы поняли, и только на крик наших мучений
мы можем получить ответ. И, пожалуй, благодаря такой позиции администрации я
смог безнаказанно принять участие в восстании угленош, если это восстание
вообще было кем-то замечено. Я должен был сначала узнать город во всех его
ужасах, прежде чем поступить к нему на службу, прежде чем начать борьбу,
прежде чем отказаться от нее: то, что любая борьба против города является
бессмысленной, я понял лишь тогда, когда мятеж провалился из-за какого-то
сумасшедшего, из-за юродивого, которого раньше я часто видел шагавшим по
городу со смешным негнувшимся знаменем какого-то оборонительного союза былых
времен, глупая улыбка блуждала на его жирном лице под мятой круглой шляпой.
Как-то раз я вышел из своей комнаты в предместье, как это часто делал в
белые лунные ночи, и направился в местечко, куда захаживал редко. Здесь
стояли ряды таких же однотипных многоквартирных домов, мимо которых я
шествовал, но выглядели они гораздо запущеннее, чем в других предместьях. В
грязных дворах и на прогнивших скамейках, у реки я видел влюбленные
парочки - они сжимали друг друга в объятиях, искали утешения в любви. Я
видел блудниц, продававших себя за гроши, они передвигались вокруг как
звери, и воздух был наполнен их гортанными звуками. Проходил мимо зеленых
щитов, рекламировавших дешевые фильмы, и по мере моего продвижения местечко