"Фридрих Дюрренматт. Город (1947, Перевод с нем.В.Сеферьянца)" - читать интересную книгу автора

хорошо видны при ярком свете луны. Мы понимали, что должны действовать, и в
то же время осознавали, что были бессильны. Тогда вперед выступил старый
угленоша, еще до конца не протрезвевший, и направился навстречу
сумасшедшему. Старик медленно двигался по каменному мосту, его тело мелкими
точками просвечивало сквозь дыры разорванного платья, а длинная белая
всклокоченная борода касалась блестевших камней, по которым он шагал; его
толстые руки раскачивались, как огромные поленья; мощные плечи были
наклонены вперед: он выжидающе двигался навстречу идиоту, который, глупо
улыбаясь, стоял со своим знаменем на середине моста. Когда угленоша
приблизился к идиоту, мы все замерли. Дурачок остался неподвижен. Подойдя к
нему, старик схватил знамя, которое бедняга беспомощно и добродушно выпустил
из рук, он, как мы это отчетливо увидели, также был ошарашен неожиданным
поведением старика, а тот швырнул знамя в пропасть через каменные перила
моста, и оно, беззвучно падая, описало дугу, казалось, что оно несется
куда-то само по себе. Это сняло с нас оцепенение, наши глаза вновь
загорелись, в нас поднялось чувство бешеной радости: юродивый побежден.
Угленоша уже намерен был начать триумфальный танец (он уже поднял кверху
свои обезьяньи руки), мы собрались ринуться через мост в дикой решимости
растоптать идиота, наши руки уже обхватили рукояти ножей, рты открылись для
громких проклятий, когда дурачок, осознав, что лишился своего знамени, вдруг
закричал. Это был страшный крик, который не прерывался и не затихал,
вырываясь из его широко открытой глотки. Крик заполнил все пространство
вокруг, казалось, это город кричит вместе с юродивым, что они слились и этот
крик - выражение того, что нас безмолвно окружает и молча уничтожает. Мы с
ужасом отпрянули назад, тем более что крик не ослабевал, а вырывался из
этого открытого рта равномерной пронзительной струей, как кровь из раны, он
был настолько ужасным, что мы каждую минуту ожидали появления охранников. Но
город оставался мертвым и пустынным, как будто он был необитаем, и слышен
был только крик, перед которым все дальше отступала оборванная толпа,
будничная и бесцветная, чтобы затем под несмолкаемый крик, охваченная
паникой, обернуться в бегство, крича в непомерном страхе, растаптывая женщин
и стариков. Я остался один на площади, усеянной мертвыми телами. На мосту
перед несмолкающим идиотом все еще стоял огромный угленоша и лихорадочно
пытался заставить юродивого замолчать. Он руками зажимал ему рот, но крик с
той же силой вырывался сквозь пальцы, а когда в отчаянии старик засунул в
орущую глотку кулак, крик не прекратился, но теперь он отделился от него,
теперь крик звучал везде - в перилах моста, в крышах домов, в химерах
собора, в серебристом шаре луны, и все-таки это был крик юродивого, и
никакой другой. Тогда угленоша схватил несчастного, оба тела чудовищно
вздыбились, но крик все еще не смолкал; опутанные белой бородой старика, они
докатились по мосту в мою сторону, но меня они не достигли, а упали в
таинственную бездну ущелья, из которой еще какое-то время доносился крик.

Дом, куда мне следовало обратиться для поступления на службу в городе,
находился недалеко от моего жилища, в районе, где я почти не бывал и потому
плохо ориентировался, несмотря на строгую планировку улиц. Я долго не мог
отыскать его, потому что все вокруг было застроено небольшими домами. В них
жили мелкие служащие городского управления, которым не разрешалось селиться
непосредственно в городе. Это были низкие строения из красного кирпича,
похожие друг на друга, с одинаковыми маленькими палисадничками. Дом стоял на