"Фридрих Дюрренматт. Пилат (1946)" - читать интересную книгу автора

выходу, и он уже виделся ему как светлый прямоугольник, через который можно
было заглянуть в зал, и снова в его воспоминании возник взор бога. Мгновение
Пилат словно бы помедлил; зато оставшиеся несколько шагов сделал столь
решительно, что ему пришлось энергично раздвинуть копья легионеров, и вышел
из полумрака в светлое помещение зала. Чуть наклонив голову, глянул. С
ужасом увидел легионеров, в глазах которых едва успела погаснуть насмешка.
Бог недвижно стоял между ними. Руки его по-прежнему были связаны, только
теперь на плечи ему накинули белый плащ, перепачканный человечьим дерьмом.
Пилат понял, что над богом надругались, понял и то, что это его вина, ведь
именно он, Пилат, послал бога к Ироду. Да, так и было, как он предполагал:
все, что он предпринимал для своего спасения, на самом деле вело к его
проклятью; и, поняв это, Пилат вернулся тою же дорогой, какой пришел, мимо
легионеров, отложив покамест всякие мысли о боге.

Бичевать бога он приказал во время третьей ночной стражи, но еще до
этого срока явился на обычное место экзекуций между дворцом и ближайшей к
нему башней. Прошедший день был жарким, и солнце, катившееся над двором по
безоблачному небу, жгло немилосердно; теперь же ночь опустилась на город,
луна еще не взошла, лишь колючие огоньки звезд пробивали тьму, так что
казалось - весь мир ограничен неосвещенными плоскостями этих стен и этих
башен, на которых, как на сваях, покоилось небо; пространство, неизмеримое
по глубине, хотя в длину и ширину оно измерялось определенным числом шагов.
Пилат подошел к столбу, предназначенному им для бога; столб отвесно торчал
из земли, вонзаясь в ночь, едва освещенный факелом в руке раба. Обхватив
деревянный столб ладонями, Пилат ощутил гвозди и сучки, которые до крови
расцарапали ему кожу. Потом он повернулся к стене дворца, где в проеме
небольших боковых ворот стояло кресло, и, опустившись в это кресло, велел
рабу погасить факел, ибо ему показалось, что он уже слышит шаги легионеров;
однако прошло еще некоторое время, пока до него донеслись голоса. На
противоположной стене, наискосок от него, появился едва заметный отблеск
приближающихся факелов, на глазах он становился все ярче, и наконец стена
осветилась так ярко, что стал ясно виден каждый камень кладки. И с особенной
отчетливостью выделялся на фоне стены позорный столб, его тень, прямая как
стрела, лежала на мощеной поверхности двора, круто переламывалась у подножия
стены и вертикально бежала дальше вверх по стене, растворяясь в
бесконечности ночи; но по мере того, как приближались факелы, она начала
раскачиваться из стороны в сторону, как взбесившийся маятник гигантских
часов. По освещенному двору к столбу темной массой лилась толпа, она
постепенно растеклась во все стороны и вот уже заполнила пространство густой
мешаниной бесформенных голов, неистово развевающихся перьев на шлемах и
судорожно сжатых кулаков, и наконец глазам Пилата предстали легионеры:
буйное переплетение тел и оружия, а некоторые высоко во тьму вздымали
факелы; раздавались смех и возгласы, ведь никто не знал, что Пилат упрямо
ждет их, застыв в своем кресле, едва замечая тяжелое дыхание раба за своей
спиной. Он знал, что среди легионеров, там, где всего гуще толпа и неистовей
людской водоворот, шагает бог, невидимый ему; его острый глаз различал,
однако, как именно в том месте резко поднимались и опускались рукоятки мечей
и кулаки, иногда даже останавливалось все шествие, потому что каждый
стремился протолкаться, нанести удар, потом пронзительным смехом разрядить
свое напряжение, а после снова поспешить к столбу, который постепенно