"Фридрих Дюрренматт. Пилат (1946)" - читать интересную книгу автора

коснуться его; и видел он теперь обнаженное тело бога совершенно отчетливо.
Тело это не было красиво: кожа дряблая, в ссадинах и глубоких ранах,
некоторые из них гноились, и все было залито кровью. Но лица бога Пилат не
видел, потому что голова его была опущена и скрыта между руками. Да, тело
это было обезображено и некрасиво, каким бывает тело всякого человека после
пытки, и все равно в каждой ране и в каждой ссадине Пилат узнавал бога; и он
застонал и удалился в ночь, а за его спиной над богом погасли факелы.

Скрючившись, как зверь, от ужаса, Пилат лежал без сна где-то в своих
покоях среди голых стен, отражавших пламя масляного светильника. Всей своей
душою погрузился он в страх, он был совсем одинок среди людей, и никто из
них не понял бы его страха - никто из тех, кто проходил перед его взором, не
вызывая никаких чувств; так видишь в морозную ночь смутные тени людей в
мертвенном свете луны. Здесь, вдали от глаз людских, руки Пилата блуждали по
узору ковра, судорожно зарывались в подушки или, дрожа, хватали кубок с
вином. Порой он искоса полубезумным взглядом скользил по лицу императора,
белевшему в темноте, казалось, на губах императора мелькала улыбка,
нереальная, как улыбка мертвецов среди могил, - улыбка, терявшаяся во мраке.
Потом Пилат безмолвно переводил глаза на раба, и тот отворачивался,
смущенный непонятной завистью, которая брезжила во взгляде господина. Утром
же, едва взошло солнце, Пилат приказал позвать музыкантов, и однообразная
мелодия коснулась его слуха; но ничто не могло ни развлечь, ни взволновать
его, потому что образ бога отныне и навсегда поселился в его душе.

Раз уж ему не удалось вынудить к действию самого бога, он попытался
снять с себя часть вины, переложив ее на толпу. Местом для осуществления
своего замысла Пилат выбрал лестницу, ведущую к главному порталу дворца, а
временем - раннее утро следующего дня после своей первой встречи с богом;
ведь все события разыгрались всего за несколько дней. Лестница и главный
портал находились в тени, которая узкой полоской тянулась вдоль дворца и
покрывала часть площади и собравшейся на ней толпы. Люди, которые всю ночь
распевали песенки, хулящие бога, еще спозаранок появились у ворот крепости
и, неистово галдя, стали вливаться во двор; теперь они целиком заполняли
огромный двор, не беспокоясь о том, что находятся во власти легионеров,
которые, обнажив оружие, окружали народ. Когда Пилат из своих покоев дошел
до зала, он увидел через открытую дверь, что бог и Варавва уже стоят на
лестнице перед толпой, ненамного возвышаясь над нею, как он и приказывал;
несмотря ни на что, он спокойно выступил из полутемного зала и неожиданно
встал между богом и разбойником, столь величественный в своем белом плаще,
что чернь окаменела под его взглядом. Он равнодушно взглянул на море голов,
без конца и края простиравшееся перед ним, море лиц, на которых налитые
кровью глаза напоминали ржавые гвозди, а меж желтых зубов тяжело покоился
бесформенный черный язык. Казалось, у толпы одно-единственное лицо, общее
для всех людей, огромный устрашающий лик; от него исходило грозное
безмолвие, которое заволокло все окружающее. Толпе предстояло сделать выбор:
бог или разбойник, истина или насилие... и единодушным пронзительным воплем
толпа потребовала, чтобы бог был предан смерти. И поскольку бог допустил все
это, Пилат приказал рабу принести чашу с водой и умыл руки в знак своей
невиновности, не обращая больше внимания на неистовствующую толпу. Однако
же, когда Пилат повернулся и увидел немой лик бога, он понял, что не может