"Фридрих Дюрренматт. Смити (1985)" - читать интересную книгу автора

толкнул ее и прошел вовнутрь. Смити последовал за ним. Просторное помещение,
перед фронтом окон возвышение, письменный стол. Ник бесцеремонно плюхнулся в
огромное кресло. "Садись, Смити", - сказал он, указав ему на другое. Смити
сел, ему было неприятно, что он не побрился. "Врач..." - начал было опять
Лысый. "Возникли трудности", - перебил его Ник. "Слушаюсь", - сказал Лысый и
открыл дверь позади письменного стола. "Ну, Смити, - сказал Ник, - пробил
твой звездный час". - "У кого мы находимся?" - спросил Смити. Ник потянулся
в огромном кресле, обмяк в нем, положил ноги на кожаный пуфик, приставил
растопыренные пятерни друг к другу, упершись большими пальцами себе в грудь,
помассировал кончиками указательных нос и посмотрел на Смити с явным
любопытством. "Газеты читать, как видно, занятие не для тебя?" - спросил он.
"Не для меня", - ответил Смити. "Ни бельмеса в политике?" Он интересуется
только хоккеем, парировал Смити. Ник помолчал, потом сказал, что для хоккея
сейчас не самое подходящее время года. Он вообще ненавидит лето, сказал
Смити и тоже положил перед собой ноги на кожаный пуфик. "Чрезвычайная сессия
Генеральной Ассамблеи ООН", - произнес Ник. "Ну и что?" - спросил Смити. "А
ничего", - сказал Ник и опять замолчал. Дверь позади письменного стола
открылась, Смити тотчас же узнал этого человека, то есть он, конечно, не
знал, кто был этот человек, но он его уже не раз видел по телевизору. Смити
стал соображать, но так и не вспомнил, во всяком случае, этот человек в
элегантной пижаме кто-то из Европы - или глава государства, или
премьер-министр, или министр иностранных дел, или еще кто-то очень важный,
невероятно известная личность, он только скользнул по Смити взглядом, будто
Смити пустое место, так же равнодушно, как смотрела на него этой ночью та
женщина, но только без всякого внимания к нему, вообще никак, таким
взглядом, который мгновенно привел Смити в бешенство, хотя объяснить почему
он вряд ли бы смог, и тогда он тоже прижал друг к другу растопыренные пальцы
и принял позу, в какой сидел в огромном кресле Ник, принявший ее еще до
того, как перед ними появился этот человек, излучавший такое спокойствие и
величие духа, словно был самим Господом Богом, а Смити для него всего лишь
букашкой или и того меньше, потому что букашкой Смити был уже для Ника, но
Смити просто не представлял себе, что еще бывает меньше букашки и чем он мог
бы быть для самого Господа Бога, перед которым предстал. "Трудности?" -
спросил Отче наш, сущий на небесах, обращаясь к Нику, и тот поднялся.
"Трудности, да, человек тут создает трудности". - "Вот этот?" - спросил
о-Господин-наш, о-наш-Бог в роскошной пижаме цвета бордо, не удостоив Смити
даже повторного взгляда. "Вот этот", - сказал Ник, засунув руки в карманы
брюк. "Чего он хочет?" - спросил Бог Саваоф. Смити невольно запомнил все
имена Господа Бога, их так любил цитировать Холи, и все они вдруг всплыли у
него в памяти, так что ему даже пришлось подавить в себе желание спросить
Господа Бога, не знает ли тот датского языка. "Не знаю", - сказал Ник.
Владыка наш на небе и на земле сел за свой письменный стол, поиграл золотой
шариковой ручкой. "Ну?" - спросил он. "Чей труп?" - спросил Смити. Яхве
молчал, продолжая играть золотой ручкой, потом удивленно взглянул на Ника,
стоявшего за спинкой кресла, в котором он только что сидел. Ник повернулся к
Смити, пораженный его вопросом, но потом вдруг заухмылялся, словно до него
что-то дошло. "Вашей дочери?" - спросил Смити. Бог Саваоф положил золотую
шариковую ручку назад на стол, достал из зеленой коробочки туго набитую
приплюснутую сигарету, прикурил от золотой зажигалки. "К чему эти
вопросы?" - произнес он, все еще не удостаивая Смити взглядом. "Мне надо