"Фридрих Дюрренматт. Смити (1985)" - читать интересную книгу автора

знать, желаю я или нет, чтоб этот труп исчез", - сказал Смити. "Назовите
вашу цену, тогда и узнаете", - ответил Иегова скучающим голосом. Смити
упорствовал. Он только тогда сможет назвать цену, когда будет знать, чей
труп, настаивал он на своем, к великому удовольствию Ника, как чувствовал
Смити, и тут Господь всемогущий впервые по-настоящему взглянул на него,
обратил серьезное внимание, рассердился на мгновение, даже разгневался,
словно хотел в следующий миг испепелить Смити взглядом, но так как он не был
Богом, а всего лишь, как и Смити, человеком, пусть неизмеримо более важным,
в общественном и историческом смысле и по части образования, финансового
состояния и всего такого прочего, гнев на этом знаменитом, может, слегка
одутловатом лице, принадлежащем худощавому представителю мировой истории,
сидящему тут вот за письменным столом в пижаме цвета бордо, задержался
только на секунду, точнее, виден был лишь какую-то долю секунды, еще точнее,
лишь угадывался на нем, а потом тот улыбнулся Смити почти приветливо: "Труп
моей жены". Смити изучал красное одутловатое лицо знаменитой личности в
пижаме цвета бордо и все никак не мог вспомнить, президентом какой страны,
или там премьер-министром, или министром иностранных дел он был, или
канцлером, или вице-канцлером, или как там еще называется его бизнес, если
он вообще был политиком, а не известным промышленником, или банкиром, или,
может, всего лишь актером, игравшим в одном из фильмов президента или
министра иностранных дел, почему он теперь и путал его с ними, но Смити
вдруг все это стало совершенно безразличным, тот, что за письменным столом,
был мужем той женщины, с которой Смити спал всего лишь за час до рассвета,
уже сгустившегося опять там, за большими окнами, в слепящее раскаленное
марево, окунуться в которое будет дьявольски трудно, еще труднее, чем
накануне. "Кто ее убил?" - спросил Смити машинально. "Я", - ответил
невозмутимо-спокойно человек за письменным столом. "За что?" - спросил
Смити. Тот, за письменным столом, молча курил. "Похоже, вы допрашиваете
меня?" - констатировал он. "Мне надо принять решение", - сказал Смити. Тип в
пижаме цвета бордо бросил сигарету в круглую майоликовую пепельницу, открыл
зеленую коробку, закурил новую сигарету, проделав все неторопливо, без тени
замешательства, погруженный в свои мысли, потом повернулся к Смити. "Я
потерял самообладание, - сказал он, улыбнулся и замолчал, рассматривая Смити
с возрастающим любопытством. - Моя жена, - продолжил он, тщательно выбирая
каждое слово, на своем английском, как в школьных учебниках, который Смити
знал только по английским фильмам, хотя, конечно, может, то был вовсе и не
язык учебников английского, а скорее английский с густой окраской какого-то
европейского языка, однако по сравнению с тем английским, на каком
разговаривал Смити, он звучал как классическая английская речь, что для
Смити стало вдруг абсолютно ясно, и он сам не знал, почему его это так
злило. - Моя жена ушла отсюда два дня назад. За это время она спала без
разбора со многими мужчинами, сказала она, вернувшись сегодня утром в отель.
Вскоре после четырех. Или около половины пятого". Тип за письменным столом
наблюдал за Смити, забавляясь, а Смити думал, что, собственно, он мог бы
представить себе Холи таким же благородным, как и этот тип тут, за
письменным столом, а таких рож, как у этого, в пижаме цвета бордо, - красных
и опухших - хоть пруд пруди. "Вот почему вы задушили свою жену", - произнес
Смити. Но у нее должна была быть какая-то причина, чтобы уйти отсюда. Тип за
письменным столом улыбнулся. "Она просто хотела позлить меня, - сказал он. -
И ей это удалось. Я разозлился. Впервые в моей жизни". Рожа за письменным