"Андрей Дышев. Крымская ракета средней дальности " - читать интересную книгу автора

кота. Погасил свет и вышел в коридор. Прошелся от торца до входной двери и
обратно... Вот бродит мужик по бетонной коробке, наполовину врытой в землю,
и не знает, зачем он здесь бродит... Нет, гнать надо эти мысли! Все у меня
нормально. Я на своем месте. Я разгружаю милицию, которая уже задыхается от
уголовных дел. Я хожу в спортзал, где качаю мышцы. Я учусь пилотировать
самолет, чтобы наяву испытывать то, что иногда испытываю во сне. И вообще, я
просто существую для Ирэн, которая в меня влюблена... Ей повезло больше, чем
мне. У нее есть, в кого быть влюбленным.
Вечер был влажным и душным, как пробежавший марафонскую дистанцию
атлет. Асфальт аккумулировал в себе энергию солнца, и от него тянуло жаром,
как от мартеновской печи. Остывшее краснолицее ярило дрожало над горизонтом,
словно готово было вот-вот сорваться с невидимой опоры и ухнуть в море.
Посреди дороги валялись пыльные плоские собаки, прогревая свои тощие ребра.
Машины аккуратно объезжали их. "Лендкрузер" освободил мое любимое место под
акацией, оставив в память о себе масляное пятно у бордюра. Я сел за руль
своего "жигуля" и только тогда увидел, что рядом с палисадником, на ящике
из-под овощей, сидит наша посетительница и, уставившись безжизненными
глазами на заходящее солнце, устало курит. Ее бледные брови обвисли, словно
перья у мокрой курицы, с губ стерлась помада, в безвольных пальцах дрожала
сигарета, и пепел с нее срывался серыми комками прямо на юбку. И все в позе
и движениях дамочки было увядающим, затухающим, словно она была слеплена из
снега, и плоть ее на жарком закате становилась все более рыхлой и мягкой, и
казалось, что сейчас оторвется рука, скатится по груди на колени голова,
просядут плечи и налипнет на асфальт комок мокрой гофрированной юбки и
блузки, а рядом с ящиком так и будет стоять дешевая плетеная сумочка.
Я посигналил и высунул голову из окна.
- Вам куда?
Дамочка лениво подняла голову и некоторое время смотрела на меня,
пытаясь вспомнить, где она меня видела. Потом по ее губам пробежала жалкая
улыбка.
- Домой, - не совсем уверенно ответила она скрипучим старушечьим
голосом. - Больше некуда.
У меня дрогнуло сердце от жалости. Когда ей сообщили, что Максим пропал
без вести, эта некрасивая, с нелепой прической женщина пережила сильный
удар. Она поставила себя вровень с матерями, потерявшими сыновей, вровень с
вдовами. Она переживала, страдала, проклинала судьбу, считая ее виновницей
всех своих бед, и не теряла надежды найти нового парня. Но известие, что
Максим попросту сбежал от нее, ее убило. Она в безрассудном отчаянии
кинулась к нам, но услышала от меня подтверждение приговора: ситуация
неразрешима, молодой человек не просто ушел, он сбежал да еще и спрятался,
словно от опасного врага, от омерзительного чудовища, от прилипчивой
кикиморы, которая вызывает тошноту... И осталась она одна, со стареющим,
некрасивым лицом, с дешевой оригинальностью и невостребованной жаждой
любить.
- Садитесь, - сказал я.
Она уронила под ноги окурок, поднялась с ящика, волоча сумочку за
собой, и растерянно опустилась на сиденье рядом со мной. Ее взгляд выражал
полную отрешенность, и вся она находилась внутри себя, в полной пустоте, и
слепо блуждала в вакууме, вряд ли отчетливо понимая, зачем она села ко мне в
машину и куда я собираюсь ее везти. Если бы я ей сказал, что нам надо