"Борис Дышленко. Что говорит профессор" - читать интересную книгу автора

центре, то стоя, то сидя на полу, а один раз даже лег на спину, чтобы
посмотреть на нас из такого положения. В следующий раз он привез с собой
костюмера и гримера и взялся за создание образов. Больше всего претензий у
него было ко мне: ему не нравились мои веснушки - уж очень неубедительно я
с ними выглядел, - но он, конечно же, нашел способ превратить недостаток в
достоинство. Он называл это: "идти от веснушек". Мне на голову надели
огненно-красный парик из жестких, как проволока, волос и приклеили такую
бородищу, что веснушек, в общем-то, и видно не стало, но и без веснушек
получилось что-то невероятно грубое и хамское, что-то от мясника, а то и
палача, если соответствующим образом одеть. Он и об этом позаботился:
ярко-желтая нейлоновая куртка, грубые, тяжелые сапоги с застежками - это
должно было издали привлекать внимание. Ребята животы надорвали от смеха,
увидев, что из меня получилось, но и они тоже были ничего. Один выглядел
как отбывший срок уголовник: он был острижен "под ноль" и еще три дня
обрастал щетиной, чтобы быть пострашнее; одет он был в грязные
хлопчатобумажные штаны, под которыми явно угадывалась еще одна пара, а
может быть, и две, замызганный черный ватник, на голове сдвинутая на
затылок суконная ушанка, заскорузлые, все в засохшей грязи, ботинки на
ногах. Третий выглядел интеллигентно и отчужденно: неопределенного цвета
пальто, темно-серая шляпа, в руке черный обшарпанный дерматиновый
портфель, на болезненно-тонком лице очки в роговой оправе, - какой-то
чахоточный гестаповец из школьных учителей. В общем, компания получилась
не просто разношерстная, а состоящая из самых не подходящих друг к другу
типажей - и это должно было действовать угнетающе. Нарядившись и
загримировавшись таким образом, мы направились на операцию.
Это была утренняя экспедиция профессора по магазинам, и в это время он
возвращался с портфелем, уже наполненным продуктами, когда мы встретили
его на пути из гастронома до овощного магазина. Я начал первым: идя
навстречу ему и как будто предполагая разминуться, уже поравнявшись с ним,
я сделал ему уро-маваши (удар ногой, слишком сложный, чтобы его здесь
объяснять). Заводила предупредил нас о том, чтобы мы случайно не причинили
профессору сильных повреждений, и мы еще перед репетициями как следует
изучили его медицинскую карту. Поэтому я не стал бить профессора по
почкам, а впечатал ему свой каблук под правую лопатку (и больно, и
безвредно), так что, резко охнув, профессор полетел вперед. Выбросив руки
(одну с портфелем), он упал на тротуар, и потом впереди упала его шляпа,
которую "гестаповец" тут же отфутболил на мостовую, - этот момент тоже был
заранее продуман и отрепетирован. Когда он попытался встать, "уголовник"
дал ему пинка в зад, он снова упал на вытянутые руки, а из раскрывшегося
портфеля еще потекла, мешаясь, белково-желтковая лужица. Он снова встал на
четвереньки, и "гестаповец" с правдоподобной неумелостью пнул его носком
ботинка в бок. Больше не нужно было его бить, и мы не стали - ведь задача
состояла в том, чтобы только предупредить его, показать, что мы не оставим
его в покое. Как-то полулежа-полусидя и опираясь запачканными руками об
асфальт (день был не то чтобы дождливый, но какой-то слякотный, а тут еще
и эта яичная лужа под рукой), он поднял голову и смотрел на нас с
выражением, которого я не мог объяснить. Одно я понял: даже если бы я был
один и не владел каратэ, все было бы точно так же - он не стал бы драться
со мной. Казалось бы, что особенного в том, чтобы, защищаясь, дать
хулигану (а кем он, учитывая все тот же негласный договор, должен был меня