"Илья Зверев. Второе апреля (Рассказы, повести и публицистика)" - читать интересную книгу автора

колонизаторам. И весь зал аплодировал.
На смотре ей присудили первую премию: радиоприемник "Родина". Это такой
батарейный приемник для сельской местности. Очень плохой. Фролов, как
радист, при других обстоятельствах презирал бы подобную бандуру. Но это ж
премия. И "Родина" стояла на главном месте - в спальне, под картиной
"Охотники на привале".
Марксина всегда ставила на приемник свой медицинский чемоданчик. Она
ведь работала. В медпункте. Сестрой. Другие офицерские жены сидели дома.
Даже Леля со своим искусствоведением (один раз, правда, она читала лекцию на
тему "В человеке все должно быть прекрасно"). А Марксина работала. Она
вообще-то по специальности химик-лаборант. Но тут переучилась на медсестру,
чтоб не сидеть дома, не терять своего лица.
И при всех своих громадных достоинствах она его почему-то любит,
считает главой семьи и всегда с ним советуется: "Мы вот так-то и так-то
сделаем. Правильно, Сава?" И он говорит: "Правильно".
А тут потерял Савелий равновесие духа. Марксина к нему и так и эдак,
никак не может добиться, в чем дело? А внешне жизнь текла по-прежнему:
напряженная и по-своему красивая служба, клуб, где показывали кино и плясали
заезжие ансамбли, прогулки с ребятами, когда вдруг случалась хорошая погода.
Только одна новость: половину офицеров перевели в другие места, более
легкие.
Юре Мартыщенко, как всегда, повезло, и он попал для дальнейшего
прохождения службы на юг. Оттуда вдруг прибыл по почте без всякого конверта
твердый, шершавый зеленый лист с закрученным хвостиком.
- Магнолия, - сказала Марксина. - Какая прелесть! Прямо на этом
листе был написан адрес, тут же была наклеена марка и оттиснуты штемпеля.
- Юг, - сказала Марксина и зажмурилась.
Потом пришло настоящее письмо С.П.Фролову (лично). В нем сообщалось,
что живется подходяще и во всем порядочек полный. Город хороший, и, кроме
того, много отдыхающих интересных женщин из Москвы и Ленинграда. В него,
Юру, с ходу влюбилась одна отдыхающая из санатория Совета Министров. Она
научный работник, кандидат исторических наук. И у нее возникло к нему очень
сильное чувство. Вчера, например, она сказала: "Юра, ты бог!" А дальше в
письме были стихи:

Ах, море Черное, --
Прибой и пляж!
Там жизнь привольная
Чарует нас...

Савелию стало грустно. И не потому, что Юра так замечательно устроился
на юге. В конце концов, и он мог бы попроситься. Его бы перевели, как
положено, - он уже давно служит здесь. Но, откровенно говоря, он сам не
очень рвется. Привык, и потом - здесь больше платят, дают надбавку на
климат, а при большой семье это существенно. И еще, здесь никто не может
сказать, что Савелий "кантуется".
Совсем другое его расстроило. Вот эти слова отдыхающей - кандидата
исторических наук. Никогда в жизни никто не говорил Савелию таких слов. И
наверно, уже не скажет. Определенно не скажет. Какой он бог? Да и зачем ему,
собственно, быть богом? Совершенно незачем. Это глупости, а вот поди ж ты,