"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

Сирона успела броситься в постель. Она была страшно перепугана и
повернулась лицом к стене.
Знал ли он, что у нее был кто-то? И кто мог выдать ее и позвать его?
Или он совершенно случайно вернулся с празднества раньше обыкновенного?
В комнате было темно, и он не мог ее видеть, однако она все-таки
закрыла глаза, точно спит; малейшая доля минуты, в продолжение которой она
была избавлена от вида его ярости, казалась ей дорогим подарком.
И при этом сердце ее билось так неистово, что ей казалось, будто и он
непременно должен услышать это биение, когда он привычною тихою поступью
приближался к постели.
Она ясно слышала, как он потом несколько раз обошел всю комнату и,
наконец, вышел в кухню, расположенную как раз возле спальни.
Скоро после того ее веки ощутили появление света. Фебиций зажег у очага
лампу и начал теперь с огнем обыскивать обе комнаты.
Пока он ни разу еще не окликнул ее и вообще не проронил ни слова.
Вот он вышел в большую комнату и вдруг, - Сирона невольно сжалась и
закуталась с головою в одеяло, - вдруг он захохотал так громко и злобно, что
у нее похолодели и руки, и ноги, и перед глазами точно заколыхался какой-то
багровый колеблющийся занавес.
В спальне опять стало светло, и свет стал все более и более
приближаться к постели.
Вдруг она почувствовала толчок от его жесткой руки в голову, слабо
вскрикнув, откинула одеяло и приподнялась.
Он все еще не говорил ни слова; но того, что она увидела, было вполне
достаточно, чтобы загасить в ней последнюю искру мужества и надежды: от глаз
мужа видны были одни белки, желтоватое лицо его было бледно, а на лбу резче
обыкновенного проступал вытравленный знак Митры.
В правой руке он держал лампу, в левой шубу Ермия.
Как только его неподвижный взгляд встретился с ее взглядом, он поднес
лохматую одежду анахорета так близко к ее лицу, что она даже коснулась ее.
Потом он яростно бросил шубу на пол и спросил тихим хриплым голосом:
- Это что?
Она молчала; он же подошел к столику возле постели, на котором стояло
ночное питье в красивом пестром стакане. Он махнул рукою, и стакан, подарок
Поликарпа, привезенный из Александрии, упал на каменный пол и разлетелся со
звоном вдребезги.
Она вскрикнула, собака вскочила на постель и разлаялась.
Вдруг Фебиций схватил собачку за ошейник и отбросил ее далеко в комнату
с такою силою, что она жалобно завыла.
Эта собачка принадлежала Сироне еще до замужества. Она не расставалась
с нею ни в Риме, ни здесь в оазисе.
Сирона привязалась к Ямбе, и Ямба была ей нежно предана и ни к кому так
не ласкалась, как к ней.
Сирона оставалась так часто в одиночестве, но собачка никогда не
покидала ее и забавляла ее не только фокусами, к которым можно приучить
всякую собаку, но была для нее и милой немой, но не глухой подругою из
родного края; стоило только Сироне назвать имена своих маленьких братьев и
сестер в далеком Арелате, о которых она целый год ничего не слыхала, как
Ямба уже поднимала ушки, или глядела на нее печально и лизала ей руки, когда
видела на ее глазах слезы тоски.