"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

отрядом.
В часы такого изнеможения вид этого страстного высокорослого человека
был ужасен: его желтоватое лицо покрывалось смертельной бледностью, спина
его казалась точно сломленной, все члены точно вывихнутыми. Только зрачки
глаз оставались в непрерывном движении, и время от времени дрожь трясла все
тело.
Когда находило на него такое состояние, его люди говорили, что
центурион опять во власти своего бледного демона, и он сам верил в этого
злого духа и страшился его. Он даже неоднократно пытался избавиться от него
при помощи языческих и даже христианских заклинателей.
Теперь он сидел в темной комнате на овечьей шкуре, которую, издеваясь
над женой, разостлал на жесткой деревянной скамье.
Руки и ноги похолодели, глаза горели, от изнеможения он не мог
пошевельнуть ни одним пальцем. Только губы судорожно подергивались, а перед
мысленным взором его проходили картины прошлого, далекого прошлого,
предшествовавшего последнему, страшному часу.
"Если бы я, - размышлял центурион, - после этого шального бега, который
и не всякому молодому был бы под силу, дал полную волю своей ярости, вместо
того чтобы ее насильственно сдерживать, то демон не овладел бы мною так
легко. А как сверкали глаза у этого дьявола, у Мириам, когда она сказала,
что какой-то мужчина обманывает меня! Конечно, она видела того, кто был в
шубе; но как раз перед оазисом я потерял ее из виду. Должно быть, она
убежала назад, на гору. И что сделала ей Сирона? Ведь обыкновенно она ловит
своими глазами сердца не хуже птицелова, который дудкой приманивает птиц.
Ведь как бегала за нею римская молодежь! А не обманывала ли она меня и там?
Легата Квинтилла, который готов был мне услужить и враждебности которого я
обязан теперь этой дуре, она прогнала; но он был еще старше меня, а она
ищет, конечно, кто помоложе. Она такая же, как и все! Надо же было мне знать
это! И всегда ведь так бывает в жизни: сегодня ты побьешь, а завтра побьют
тебя самого!"
Болезненная улыбка мелькнула на губах центуриона, и вслед за тем черты
его лица приняли мрачное выражение, потому что разные тягостные картины
восстали ясно и неотразимо в его воображении.
Совесть его находилась в обратном отношении к бодрости тела.
Когда он чувствовал себя здоровым, мрачные картины прошлого не
тревожили его, в минуты же изнеможения он не мог противиться своему бледному
демону, заставлявшему его вспоминать с мучительною ясностью именно все те
случаи, которые он более всего желал бы забыть.
И вот в этот час он невольно вспомнил своего благодетеля и начальника,
легата Сервиана, и его красавицу-жену, которую он обольстил разными уловками
и побудил оставить мужа и ребенка и бежать с ним.
Теперь ему вдруг почудилось, что он сам и есть легат Сервиан, не
переставая в то же время быть и самим собою.
Он перечувствовал всю боль и всю горечь, которую испытал по его вине
обманутый им благодетель, а подлец, обманувший его, Сервиана, был не кто
иной, как он же сам, галл Фебиций. Он силился сопротивляться, раздумывал,
как бы отомстить соблазнителю, и при всем том не терял вполне сознания своей
личности.
Путаница этих безумных мыслей, которые центурион тщетно силился от себя
отогнать, грозила свести его с ума, и он громко вздохнул.