"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

Сирона осталась сидеть с неподвижным взором, а потом забылась в беспокойной
дремоте, пока лай Ямбы и шаги александрийца не разбудили ее.
Совершенно изнемогая, с пересохшим языком и горящею головою, в которой
путались бессвязные мысли, она вдруг с ужасом подумала, что Фебиций напал на
ее след и идет, чтобы схватить ее.
Она давно уже заметила глубокую пропасть перед собою и кинулась теперь
к ее краю, решившись скорее броситься туда, чем отдаться в его руки.
Павел спас ее от падения в пропасть, но когда он теперь вернулся, идя
осторожно на цыпочках и с трудом удерживая в равновесии два плоских, немного
вогнутых камня, в которые набрал немного свежей воды, он при первом взгляде
подумал, что неумолимая смерть все же потребовала свою жертву, которую он
только что отнял у нее, ибо голова Сироны опустилась бессильно на грудь;
лицо ее было обращено к коленям, так что он не мог его сразу разглядеть; но
на затылке, где густые волосы разделялись на две косы, Павел заметил на
белоснежной коже несчастной красное пятно, должно быть, нажженное солнцем.
Сердце его переполнилось состраданием к этому молодому, прекрасному
злополучному существу, и, схватив ее подбородок, опустившийся на грудь,
приподняв ее побледневшее лицо и орошая водою ее лоб и губы, он начал тихо
молиться о спасении.
На камнях он мог сразу принести лишь очень малое количество
свежительной влаги и был поэтому вынужден сходить к ключу несколько раз.
Когда он удалился, собака осталась у своей госпожи и то лизала ей руки,
то подымала свою умную мордочку к ее губам и глядела на нее с таким
тревожным вниманием, точно старалась увериться в состоянии ее здоровья.
Когда Павел пришел в первый раз к ключу за водою, он нашел там собаку и
подумал про себя:
- Ведь вот неразумное существо, а нашло воду без проводника, тогда как
госпожа ее чуть не умерла от жажды. Кто же после этого умнее, мы, люди, или
животные?
Собака со своей стороны старалась оправдать это доброе мнение, потому
что уже не лаяла на него, как при первой встрече, а ласкалась и время от
времени поглядывала ему в лицо, точно желая спросить:
- Как ты думаешь, поправится она? Павел любил животных и понял собачку.
Когда губы Сироны опять зашевелились и бледность стала проходить, он
погладил лоснящуюся востроносую головку Ямбы и сказал, поднося воду к губам
ее госпожи:
- Вот посмотри-ка, малютка, с каким удовольствием она пьет! Еще
немножко, да еще, да вот еще! А лицо сделала такое, точно я угощаю ее
сладким фалернским. Пойду опять да еще зачерпну. А ты оставайся с нею! Я
сейчас вернусь, но она, верно, еще раньше откроет глаза. Ты покрасивее меня,
лохматого старика, и когда она очнется, ей будет приятнее увидеть тебя,
нежели меня.
Предположение Павла оправдалось, и когда он возвратился снова с водой,
Сирона уже сидела выпрямившись, потирала широко раскрытые глаза,
потягивалась, потом вдруг обняла собачку и залилась слезами.
Александриец остановился неподвижно в стороне, чтобы не мешать ей, и
подумал: "Этими слезами она смоет с души добрую долю своего греха".
Только когда она поуспокоилась и начала отирать глаза, он приблизился,
подал ей камень с водой и сказал несколько ласковых слов.
Она напилась жадно и с наслаждением съела размоченный в воде последний