"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

кусок хлеба, который Павел обнаружил у себя в кармане, и поблагодарила его
со своей обычной детской приветливостью. Затем она попыталась встать, охотно
принимая при этом его помощь.
Она чувствовала себя очень слабой, и голова у нее болела, но она могла
стоять на ногах и ходить.
Убедившись, что у нее нет лихорадки, Павел сказал:
- Теперь тебе на сегодня ничего более не нужно, кроме горячей еды да
постели, укрытой от ночного холода. Я позабочусь насчет того и другого.
Присядь пока здесь! Тени от скал стали подлиннее, и прежде чем солнце
зайдет, я вернусь. А без меня пусть твой четвероногий товарищ тебя
развлекает.
Быстрыми шагами пошел он опять к ключу, вблизи которого находилась
пещера умершего отшельника, в которой сам намеревался поселиться. После
недолгих поисков он нашел ее, а в ней, к своей великой радости, хорошо
сохранившуюся постель из сухой травы, которую он наскоро перетряс и разложил
снова, очаг и сверло для добывания огня, кувшин для воды, а в особом
углублении, вход к которому, прикрытый камнями, был вскоре замечен его
зорким глазом, несколько сухих хлебов и, наконец, несколько горшков. В одном
из них оказались хорошие финики, в другом белая мука, в третьем был еще
порядочный запас кунжутного масла, а в четвертом соль.
"Какое счастье, - пробормотал анахорет про себя, уходя из пещеры, - что
покойный старик любил хорошо поесть!"
Когда он возвратился к Сироне, солнце уже заходило.
Во всем существе Павла было нечто такое, что исключало всякое недоверие
к нему, и галлиянка охотно согласилась за ним последовать; но она
чувствовала такую слабость, что едва держалась на ногах.
- Мне кажется, - сказала она, - точно я маленький ребенок и должна
снова научиться ходить.
- Так позволь мне быть твоей нянькой. Я знал раз одну спартанскую
няньку почти с такой же косматой бородой, как моя. Обопрись только на меня,
и прежде чем нам пойти выше, пройдись немного со мною здесь по площадке.
Она подхватила его под руку, и он провел ее медленно несколько раз взад
и вперед.
При этом воскресли в его душе картины юности, и он вспомнил день, когда
его сестре, только что поправившейся от тяжелой горячки, было в первый раз
позволено выйти на воздух. Об руку с ним она вышла в перистиль отцовского
дома, и вот теперь, расхаживая взад и вперед со слабой, покинутой Сироной,
он совершенно преобразился: его одичалая фигура мало-помалу приняла осанку
благородного грека, и ему казалось, что он уже ходит не по камням скал, а по
роскошному мозаичному полу в открытом широком портике отцовского дома.
Павел будто вновь стал Менандром, и хотя в теперешней личности первого
мало что еще напоминало об умерщвленном существе второго, однако опозоренный
отшельник об руку с изгнанной грешницей чувствовал себя опорой женщины с
такой же гордостью, с какою некогда знатнейший юноша мирового города вел
мимо ликующей толпы рабов дочь их господина.
Сирона напомнила Павлу, что уже приближается ночь, и испугалась, когда
анахорет вдруг с какой-то угрюмой торопливостью высвободил свою руку и
приказал ей таким суровым тоном, какого она еще не слышала от него,
следовать за ним.
Она повиновалась, и только в таких местах, где приходилось перелезать