"Георг Мориц Эберс. Тернистым путем (Каракалла) " - читать интересную книгу автора

знаю, сколько времени он стоял таким образом. И когда наконец он поднял руку
и прижал ее ко лбу, я позвал его. Но он не дал мне никакого ответа, кроме
нетерпеливого: "Оставь меня!" И затем... затем он продолжал безмолвно
пожирать портрет глазами.
Я не мешал ему: он тоже, думал я, очарован неописуемою красотою лица
девушки. Так мы оба оставались безмолвными, пока он наконец не спросил
хриплым голосом: "Это ты сделал? Это, ты говоришь, умершая дочь Селевка?"
Я, конечно, отвечал утвердительно и не совсем без гордости; но он
внезапно вспылил и в горьких словах стал упрекать меня в том, что я хожу за
ним по пятам, подсматриваю за ним и шучу с вещами, которые для него
священны, хотя я и предпочитаю играть ими.
Я, напротив того, уверял, что мой ответ был столько же серьезен, как
правдив, и мой рассказ в каждом слове соответствует истине.
Тогда он накинулся на меня еще с большею запальчивостью. Но и я начинал
сердиться; и так как он, возбужденный до крайней степени, упорно настаивал
на своем мнении, что оригиналом моей картины не могла быть умершая Коринна,
то я дал ему самую торжественную клятву, что я все-таки сказал правду.
Тогда он в таких мягких, трогательных словах, каких я еще не слыхал от
него, высказал мне, что если я обманываю его, то его спокойствие пропало
навсегда, - мало того, он боится потерять рассудок. И когда я снова поклялся
памятью нашей умершей матери, что мне и в голову не приходило шутить с ним,
он несколько раз покачал головою, схватился за лоб и хотел уйти из
мастерской, не простясь со мною...
- И ты позволил ему уйти? - спросила Мелисса встревоженно.
- Разумеется, нет, - отвечал живописец. - Я загородил ему дорогу и
спросил, знал ли он Коринну и что это все значит; но он не дал мне ответа и
сделал попытку протиснуться мимо меня к порогу. Должно быть, это было
странное зрелище, видеть, как двое больших, взрослых людей борются друг с
другом, точно на площади для игр. Но я одною рукою заставил его встать на
колени, и, таким образом, он принужден был остаться. И когда я дал ему
обещание потом отпустить его без помех, то он признался, что он видел
Коринну в доме ее дяди, верховного жреца, не зная, кто она, и даже не говоря
с нею ни одного слова. Но он, который обыкновенно сторонится от всего, что
носит длинную одежду, не мог забыть эту девушку и ее великолепную красоту -
он не высказывал этого, но это было ясно из каждого его слова - и точно
сошел с ума от любви. Ее глаза преследовали его всюду, и это кажется ему
большим несчастьем, так как мешает ему при его размышлениях. Четыре недели
тому назад он отправился по Мареотийскому озеру к Полибию, чтобы поговорить
с Андреасом, и когда он, при возвращении домой, стоял на берегу, то в другой
раз увидел Коринну с каким-то стариком в белой одежде. Но последняя встреча
была утром того дня, в который происходило все это, и он не только видел ее,
но и прикасался к ее руке. Это было опять на нашем озере, и она
приготовлялась выйти из лодки на берег. Обол, который она хотела заплатить
хозяину судна, упал на пол, и Филипп поднял его и возвратил ей. При этом их
пальцы соприкоснулись. "Это, - говорил он, - я чувствую еще и теперь, и вот
ее уже нет больше между живыми!"
Теперь наступила моя очередь усомниться в его рассказе, но он настаивал
на каждом своем слове, не хотел ничего слышать о сходстве и тому подобном и
стал говорить о демонах, показывавших ему лживые образы, чтобы сбить его с
толку и помешать ему довести до счастливого конца познание истинного