"Сергей Эфрон. Автобиография. Записки добробольца " - читать интересную книгу автора

- Да, так как-то вот... Кашлянул и замолчал.
- Вы лучше о себе расскажите. Розовый словно только этого и ждал.
- Помните... Мы с вами... в последний раз... перед совещанием
московским[51]... после него я сейчас же, ясно поняв, взвесив... не
соглашаясь со своей группой и...
Покатился без остановок дальше, дальше, через октябрь кровавый
московский, он предчувствовал, он предупреждал, через поход
корниловский,[52] тоже предупреждал, через губернии и области, города мирные
и осажденные, содрогающиеся от выстрелов и затихшие в ожидании грома, через
комитеты, митинги, советы, партийные съезды, совещания, через германцев и
австрийцев, Петлюру и гетмана,[53] казаков и добровольцев, - и даже через
чеку прокатился. Когда говорил о чеке, улыбка на время сошла. С купцом
сидел, со смертником. Сошел с ума купец и три дня перед смертью буйствовал,
кулаками, ногами и головой в стену дубасил. Розовый чуть сам рассудка не
лишился. К счастью, один из чекистов бывшим его подзащитным оказался,
вызволил его, спас и от безумия, и от смерти. Но чека, это только неделя,
когда запнулся шар, в яму закатился. А потом все пошло прекрасно, и семью он
вывез, и сам устроился товарищем где-то и при ком-то.
- Сейчас, Василий Иванович, мы должны беречь себя. Мы понадобимся.
Пройдет безумие, без нас там не обойдутся, как и сейчас не обходятся здесь.
Я на себя со стороны смотрю. Нужен я? Необходим я? Обойдутся без меня? Нет.
А потому... И покатился, покатился дальше.
Василий Иванович с улыбкой кивал, со всем соглашаясь, но слушал не
слыша, не вникая в слова. Слова говорили меньше, чем щеки розовые, аромат
мыла Pears, мягкий уверенный голос, сверкающие золотые коронки,
университетский значок на отвороте серо-голубого просторного пиджака. В окно
ломилось солнце. От стаканчика, бутылки и зеркала прыгали зайчики по
лакированной двери купэ. Укачивали пружины сдобного, пухлого дивана. В
вентиляторе над фонарем посвистывал ветер. Еще не топили, и в вагоне было
свежо. Василий Иванович накрыл ноги пушистым пледом Розового и вздрагивал от
нутряного холода. И это было приятно. Сейчас бы лечь на диван, шубой
медвежьей с головой укрыться и под щекотным мехом не спать, а слушать,
слушать стук колес.
- Я заговорил вас, а ведь вы нездоровы. Что с вами? Простудились? Глаза
блестят и губы сухие.
- Нет, нет, я здоров, совсем здоров. Розовый недоверчиво потрогал руку
Василия Ивановича. Ладонь Розового была мягкой и теплой, рука Василия
Ивановича ледяной.
- Жара нет как будто бы, а вид подозрительный. И молчите вы все. Слова
из вас не выдавишь. До сих пор не сказали, куда едете?
Сказать или скрыть? И еще не решив твердо, неожиданно для себя,
выговорил:
- В Москву.
- В Мо-оскву?
Розовый приоткрыл глаза, перегнулся к Василию Ивановичу, и зачем-то
перешел на шепот.
- В командировку опять
- В командировку.
- А тот, в шапке, тоже с вами?
- Какой? Ах, этот, мастеровой, нет.