"Сергей Эфрон. Автобиография. Записки добробольца " - читать интересную книгу автора

дрожащими руками нащупывая стенку, он продирался вперед.
Темный коридор, опять чьи-то ноги, мешки, дальше, дальше, скорее. Дверь
на площадку. Мокрая от пота рука, долго беспомощно шаря, не может нащупать
дверной ручки. Вот нащупал, нажал, дернул - площадка. Ринулся к
противоположной двери, - не поддается - рванул. Пахнуло дымным ветром,
загремели колеса:
"та-та-там, та-та-там, та-та-там".
В последнее мгновение успел свесить над звенящей и лязгающей сталью
голову и, судорожно уцепившись за какую-то ледяную, стальную перекладину,
замер. Из горла, как из прорвавшегося нарыва, хлынула рвота...
... Отвалился. Прислонился к стенке, тяжело дыша. Из открытой двери в
лицо, вместе с дымом и грохотом, ударяли холодные дождевые капли. Где-то
внутри пробегали последние, слабые судороги. Капли дождя и пота стекали
струйками со лба. Но голова прояснилась, бредовой туман разошелся. Вспомнил
ясно и отчетливо, где он и что он. Москва, пакет, адреса. Еще дрожащей рукой
нащупал карманы - целы. Дыша все глубже, все спокойнее, он уже думал
возвращаться обратно в месиво храпящих тел, как вдруг дверь из соседнего
вагона хлопнула и чья-то, показавшаяся ему громадной, тень, шагнув через
переход, сразу подошла вплотную. Ударил в нос густой винный дух. Тень шла
ощупью. Мокрая рука ее больно ткнулась в лицо Василия Ивановича. Он
вскрикнул, рука отдернулась.
- Кто здесь, мать твою перетак, ночью шляется?
От хриплого возгласа Василий Иванович содрогнулся. Знакомый, он не
сразу вспомнил чей, ужасный голос. А тень, навалившись на него боком, уже
чиркала спичкой.
- А чорррт! Отсырели, что ли?
И одновременно со вспыхнувшей спичкой, словно током прорезало, -
вспомнил. Вжался в стенку и начал медленно оседать, опускаться, заслоняя
лицо ладонями от горящей синим огоньком спички и от того. А тот, шапка с
ушами, прищурившись, всматривался, секунду одну. Потом глаза у того
расширились, раскрылись по-кошачьи, губы задергались не-то улыбкой, не-то
гримасой, хищный, радостный огонек в зрачках заиграл.
- Ба-а! - Вот ты где?! Па-па-ался! Пять дней за тобой охочусь!
Задуло спичку. В тьму окунулись оба. Оба паровиками задышали. Рука
ухастого нащупала руку Василия Ивановича, стиснула, клешней обвилась -
мертвая хватка.
- Не уйдешь, кадет проклятый! В Белгород едешь? По делам семейным?! На
вокзале-то приятеля встречал?! у-у-у!!.
Грохот, лязг, скрежет.
Все грузнее наваливался ухастый. Все ниже оседал, размякал Василий
Иванович. Секунда - из тех, что века, - и вдруг...
Не мог понять тогда, не мог понять и потом, как случилось это "вдруг".
Что-то, хлынув в голову, поплыло перед глазами. Не ударами, взрывами
загремело сердце, и уж не Василий Иванович, а кто-то другой, проснувшийся в
нем, изогнулся, напружинился и зубами, ногтями вонзившись, рывками
извиваясь, толкал, кусал, рвал. Комком слились, где один, где другой - не
разобрать. Раз себя куснул за руку. К двери открытой его проталкивал. Вот
так, уже в дверях, еще одно напряжение. Но сузилась дверь, словно щелью
обернулась. Втискивает, втискивает, никак вдавить его в дверь не может.
Понял: молнией блеснуло - подножку дать. Изловчился, ногою - раз! Покачнулся