"Уильям Гаррисон Эйнсворт. Заговор королевы " - читать интересную книгу автора

протянутую тебе храбрым шотландцем.
- Хорошо, - сказал Каравайя, убежденный, вероятно, рассуждениями
студента Сорбонны, - я согласен. Мы будем пить за здоровье несравненного
Кричтона, так как отныне этот эпитет составляет неотъемлемую принадлежность
его имени.
- Ну, полно, - сказал Огильви, пожимая руку испанца, - не отходи от
меня в толпе или приходи потом в Сосновую Шишку.
- Будь уверен, я приду! - отвечал испанец.
В продолжение этого времени все знаменитейшие свидетели диспута,
как-то: губернатор Парижа, посланники, виконт Жуаез, барон д'Эпернон и
некоторые другие лица, имея впереди себя начальника Наваррской коллегии,
доктора Лануа, и в сопровождении деканов диалектического и философского
факультетов, следовали на малом расстоянии, они ожидали, когда он снова
тронется с места. Среди этой группы высокий рост и роскошный наряд двух
фаворитов привлекали взоры всех присутствующих. Оба они слыли цветом
рыцарства и славились красотой, любезностью и испытанной храбростью. Вольтер
сказал о Жуаезе: "Из всех фаворитов Валуа, которые ему угождали и им
повелевали, Жуаез, потомок славного рода, более всех заслуживал эти
милости".
Жан Луи де Ногаре де ла Валетт д'Эпернон также был наделен блестящими
качествами. Его ловкости и силе Генрих был обязан впоследствии сохранением
своего престола, и его можно считать почти виновником окончательного падения
Гизов, которых он смертельно ненавидел и был их постоянным противником.
Д'Эпернон продолжал еще носить черную одежду - в память своего брата по
оружию, Сен Мегрена, убитого, как полагают, по приказанию принца Майенского,
подозревавшего его в связи со своей невесткой, герцогиней Гиз. Однако же его
траур отличался величайшей роскошью, крест Святого Духа из оранжевого
бархата, обшитый кругом золотом позументом, украшал его черный плащ,
д'Эернон, так же как и его товарищ, был командором этого недавно
учрежденного ордена. Жуаез было лучезарен в оранжевом атласе и бархате самых
приятных оттенков. Ничто не могло быть роскошнее его наряда, разве только
костюм Рене де Вилькье, также командора ордена Святого Духа, который на этот
раз надел все украшения, допускаемые орденом: полукафтан и штаны из
серебряной ткани, длинный, влачащийся по земле плащ из черного бархата,
окаймленный золотыми лилиями и сияниями, перемешанными с королевским гербом.
Все трое имели на шее голубую ленту с орденом низшей степени, серебряным
крестом и голубем художественной отделки. Следует добавить, что в этой же
группе стояли аббат Брантом и поэт Ронсар.
У Брантома были проницательные глаза, сухощавое лицо и нос с небольшим
горбом. Огромные усы покрывали его верхнюю губу, но высокий лоб был почти
совершенно лишен волос. Его обращение отличалось подобострастием, хотя
улыбка была постоянно саркастическая и оттенок иронии слышался в его самых
изысканных приветствиях. С его губ не сходило насмешливое выражение, а
глаза, хотя живые и остроумные, были полузакрыты покрасневшими,
безжизненными веками, обличавшими его невоздержанную жизнь. На нем был
придворный костюм, темно-синий полукафтан с белыми прорезями на рукавах,
цвета Маргариты де Валуа, портрет которой висел у него на цепочке из
медальонов. На нем был также орден Святого Михаила, уже потерявший всякое
значение, который называли ошейником для всех дураков. Аббат Брантом,
одряхлевший прежде времени, был в то время немногим старше средних лет.