"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

тишине, а прошлая жизнь - вот она, из каждого угла глядит.
Высоченный просторный сенник, словно самолетный ангар, большие ворота,
куда можно въезжать на лошадях, на машине, на тракторе с возом сена.
Шиферная крыша, крепкие столбы, стены. Теперь здесь пусто и сумрачно и
оттого еще более просторно. По углам - тьма, под крышею - голуби воркуют.
Как-то жутковато. Но кружит голову, ноздри щекочет настоянный за долгие
года сенной дух. Кажется, различаешь: горьковатый степной полынок, что-то
еще подзабытое.
Из огромного сенника ход напрямую в скотьи сараи, стойла. Низкая
крыша, мазаные стены, решетчатые ясли-кормушки для сена, затянутые пыльной
паутиной малые оконца, полутьма, отворенные двери к базам выгульным с
плетневыми загатами - защитой от ветра. Скотий дух. Ласточки шныряют. Их
лепленые гнезда здесь от веку. В свою пору пищат птенцы.
Сумрачные лабиринты скотьих вертепов кончаются дверью, ведущей в
"теплушку" - низкую просторную хату с глинобитным полом и печкой-"грубкой".
Тут зимней порой после окота держали новорожденную малышню: телят, ягнят,
козлят. Когда-то здесь крыша поднималась от блеянья да мычанья. Из
"теплушки" - ход в летнюю кухню-стряпку с просторною русской печью. Рядом -
черная кухня, где на низких печурках в котлах грели воду, готовили пойло и
мешанку для скота и птицы.
Чуть далее - птичники. Для кур, с насестами и гнездами, для гусей, для
индюков, для уток. С лазами и выходами на базки, во двор и на волю. По
летнему времени птица уходила на выгон, на воду - худа кому положено. А
дальше - свинарники, тоже с база?ми, где навек вросли в землю неподъемные
корыта, вырубленные из дикого камня. Даже могучему борову их не
перевернуть.
Конюшня, навес для косилки и конных же грабель. А еще - мастерская с
верстаками, наковаленкой. Рубленый амбар с плетневыми, мазаными закромами.
Скотьи сараи, катухи, загоны, базы, птичники, службы стоят, подпирая
друг друга и охраняя поместье, словно крепостная стена.
Замшелый, камнем обложенный колодец, каменные корыта-поилки, тонущие в
земле и траве, теплые от солнца. На них хорошо сидеть.
Хутор наш нынче довершает свой век, съеживаясь и умаляясь домами,
людьми. Но он еще жив. И потому всякое брошенное ли, оставленное без
надзора строенье быстро исчезает. На месте почты, клуба, колхозной столовой
- заросшие бурьяном ямы. Магазин лишь закрылся, там сразу началась возня.
Сначала в сумерках. Приятель мой всполошился: "Надо пойти хоть стекло
принесть. - И объяснил: - Окошко разобьется, а у меня в зубах нечем
поковырять". Принес. Тут объявился дед Федор, увидал добычу, заохал: "У
меня стекла грамма нет. Надо побечь".
Разнесли магазин, вплоть до вывески. Она теперь во дворе у моего
товарища. Большая, из жести: "Смешанные товары".
- Торговлю думаешь открывать? - усмехаясь, спросил я.
- Сгодится. Доброе железо.
В брошенной старой школе стучат добытчики. Приятель мой похвалился:
- Три рамы припер. Гляжу, тянут. А рамы край нужны для парников. Надо
еще сходить хороших досок с потолка или с пола выдрать. На запасные весла.
Сломается весло, потом кукарекай. Пока не растянули, надо сходить.
Растянут. Дело обычное. С живого порой кожу снимают. Бобыль Савушка
зимою криком кричит: "Ломают хату!!" Это его соседи стараются - Рахманы. У