"Антуан Сент-Экзюпери. Мораль необходимости" - читать интересную книгу автора

неуважение. Презрение к интеллектуалам. Разумеется, они наделали ошибок,
вообразив, что мир можно выразить дифференциальными уравнениями, а не
созидательной деятельностью. Но нацисты исполнены не столько презрения к
интеллектуалам, к этой республике профессоров, сколько презрения к
внутреннему содержанию. К личным ценностям, прообразу частной собственности
(sic). Частной собственности Человека. В основе всякой цивилизации лежит
поразительный парадокс: человек уравновешивает могущество толпы. И тот, кто
в одиночку идет в толпе незнакомых людей, может сохранить свою одежду,
несмотря на то что он бессилен отстоять ее. Именно в этом и состоит мощь
духовного царства, которое одерживает верх над физическим эгоизмом. Когда же
отказываются от этой точки зрения, то взамен обретают логику, возможно и
глубокую, но уж никак не возвышенную. И обнаруживают слабость противника. Да
что там слабость! Тот, кто выходит на улицу без оружия, нелеп, отжил, его
необходимо срочно сожрать во имя логики.
Я внимательнейшим образом прочитал необыкновенную книгу Раушнинга(4). Я
говорю "необыкновенную". потому что, будь я г-ном Гамеленом(5), я купил бы
се, чтобы издать во Франции. Желая того или нет, но Раушнинг весьма
язвительно насмехается над гитлеровской идеологией. И, читая его, я заметил
следующее: когда Гитлер произносит "отжившее" говорит о чем-то отжившем,
заявляя, что это отжившее не сможет сопротивляться наступающим войскам, с
ним поначалу соглашаешься, так как он указывает на очевидные вещи. Но чтобы
все встало на свои места, достаточно всякий раз заменить "отжившее" на
"хрупкое и утонченное".
Разумеется, правила игры, позволяющие слабой Голландии сосуществовать с
многочисленными соседними нациями, были бы всего лишь отжившим парадоксом, с
которым все свыклись, не замечая его хрупкости ("в Европе слишком много
столиц"), если бы некое всемирное согласие не предусматривало ее
существования. Если бы существование Голландии или Швеции не соответствовало
желанию всего мира. Если бы все множество наций не служило в каком-то смысле
каждой отдельной нации, как множество индивидуумов служит у нас отдельному
индивидууму. В самом деле, парадоксально, что тог, кто думает не так,
как все, еще не уничтожен: ведь все куда сильнее каждого в отдельности.
Но цивилизация - это и есть рождение того самого внутреннего царства. И
чтобы все соглашались защищать каждого в отдельности, надо, чтобы в каждом
было нечто от всех. И это нечто есть Человек. Все это трудно выразить
словами, но нетрудно почувствовать. И когда мы, двенадцатилетние, кинулись в
драку за нашего ровесника, мы защищали в себе Человека.
И мы, не одержимые идеей силы и экспансии, чувствуем себя не
ущемленными, а, напротив, обогащенными оттого, что существует Голландия или
Швейцария. Их слабость не является для нас противоестественным парадоксом.
Мы не видим причин для обращения их в рабов во имя более грузного людского
месива. Мы любим всех, кто дарит нам свет, будь то голландский живописец или
скандинавский музыкант.
Мы защищаем то, что дарит нам свет. Швейцария или Перу не возмущают
нас: они помогают нам быть, помогают определить самих себя. Они везут к нам
свои духи и тюльпаны или свою дикарскую музыку.
И это в точности то же самое. Та же точка зрения, определяющая как
отношения между нациями, так и отношения между отдельными людьми. Наши цели
в войне? Защитить саму нашу сущность. И в большей мере нашу сущность, чем
наши законы, камни и басни Лафонтена, которые периодически всплывают в нашей