"Ольга Елисеева. Дерианур - море света " - читать интересную книгу автора

вместе над томами Вольтера и Локка, было что-то грубое, животное, что
требовало ответа на свой мощный призыв, но не находило его в
упоительно-тихих, переливчато-нежных вечерах со Стасем.
Понятовскому грустно было сознавать это. Но стеклянный дождь в его
душе, начавшийся сразу после памятного разговора с Като, все не
прекращался. Тогда она ненавидела себя за измену и готова была купить его
прощение, сбыв случайного любовника подальше от двора в действующую армию,
а он... Он, затаив обиду, разыгрывал равнодушие, холодность и презрение. Он
еще раз оскорбил ее, посоветовав удержать при себе "преторианца". Разве
тогда Стась мог предположить, что брошенные им в запальчивости слова Като
примет за чистую монету. Что великая княгиня обдумает все серьезнейшим
образом, взвесит "за" и "против", а потом... последует его совету.
О, эта рассудочность! Эта немецкая расчетливость в сочетании с
немецкой же ненасытностью. Холод ума и жар тела. И такая женщина была его
первой любовью! Хищная и прекрасная. Нежная, как лебедь. Сильная, как
волчица. Она сожгла его душу. Опустошила чистый родник первого чувства.
Стась еще раз вздохнул и провел рукой по щеке. На кончиках его
пальцев остались следы белой рисовой пудры и алые смазанные пятнышки румян.
Да, он придворный человек и обязан сохранять хладнокровие. Он отомстит. Не
ей. На нее у него не поднялась бы рука. Но этот солдат должен уйти.
Понятовский аккуратно развернул лоскуток шелка, который скрывал
стопку маленьких листочков бумаги, и углубился в чтение. Горничная не даром
получила свои серебряники. На вздрагивающих от каретной тряски коленях
Станислава лежал в россыпи коротенький роман графини Елены с тем же наглым
преторианцем, который сейчас стоял у него на пути.
Госпожа Куракина была любовницей самого Петра Шувалова,
могущественного президента военной коллегии, одного из любимых друзей
императрицы, когда-то помогшего ей взойти на престол. Шувалов казался
Понятовскому человеком грозным и даже жестоким. Он явно не потерпел бы
соперничества с каким-то лейтенантом преображенцем и легко мог отправить
его в Восточную Пруссию, где гремели пушки и воздух был напоен порохом
сильнее, чем на вечерах во дворце запахом духов и воска.
Сейчас в руках у Станислава находился отличный способ загнать врага,
как говорят русские, за Можай. Встреча с Шуваловым была возможна на любом
приеме или просто в покоях Летнего дворца Елисавет. Однако осторожный
дипломат предпочитал действовать незаметно, ведь и в доме графа есть
камердинеры, согласные за небольшую сумму просто подложить сверток с
записками на стол своего хозяина. Сам Стась хотел остаться в тени.
Расчет оказался верен. Петр Иванович долго теребил пеструю
поверхность бумажек пальцами, не вчитываясь в текст, а только багровея на
глазах от самой лысины до тройного подбородка. Затем с силой смял весь
тонкий выводок любовных эпистолярий в один большой ком и залепил им в
ближайшую майоликовую вазу, такую высокую, что ее пушечного жерла не видно
было даже стоя на цыпочках, и поэтому гости вечно швыряли туда огрызки
яблок, косточки от абрикосов и всякий мусор.
Через два дня вопрос о переводе лейтенанта Преображенского полка
Григория Григорьева сына Орлова в действующую армию был решен. Но прежде
чем отправить адъютанта месить глину в Пруссию, Шувалов хотел ему кое-что
сказать.