"Бен Элтон. Попкорн" - читать интересную книгу автора

наиболее вероятным претендентом на "Оскар" в номинациях "лучший режиссер" и
"лучший фильм". Какая это была ночь! Какой момент! И он был главным героем!
Наутро после этой ночи он все еще был главным героем - но шоу
совершенно изменилось. И какой дурак сказал, что всякая слава хороша?
Вчерашний Брюс ступил из лимузина на красный ковер - за утро он по всем
каналам проделал это раз двадцать. Повернулся, улыбнулся, помахал рукой.
Поправил бабочку. Коснулся мочки уха. Робкие, застенчивые движения.
Движения, кричащие на весь мир: "Любите меня, сукины дети! Смотрите на меня!
Это моя ночь. Я величайший в мире кинорежиссер, а веду себя так, словно
обычный парень, такой же, как вы". Брюс изучил все до одной свои
заискивающие ужимки. Но как его приветствовали! Как любили!
Хотя не так уж и любили. Примерно настолько, насколько он считал себя
обычным парнем. Все просто играли положенные им роли. Телевидение научило
весь мир, где и как себя вести. За исключением пикетчиц, которые теперь, с
оглядкой в прошлое, казались прорицательницами.
Да, пикетчицы... Как же, наверное, ликуют "Матери против смерти"!
"Мистер Деламитри, - кричала безымянная мать, наутро проснувшаяся
звездой, - моего сына убили! Ни в чем не повинного мальчика застрелили на
улице. В вашем последнем фильме убивают семнадцать человек".
В маленькой и скучной комнате для допросов Брюс смотрел на свое старое
"я" и думал: "Ага, а еще в том моем фильме было много секса, но ты, на что
угодно спорю, давно забыла, что это такое".
Накануне в голову ему пришел аналогичный ответ. И почему он промолчал?
Его не оставляло мучительное чувство, что, скажи он тогда правду, все
сложилось бы иначе. С того момента, как полицейские оставили Брюса в
одиночестве, его с ума сводило подозрение, что хоть какое-нибудь проявление
искренности отвело бы от него несчастье.
"Я стою здесь на пылающих ногах". О, господи! Какие еще пылающие ноги!
Уже за одни эти слова он был достоин всего того, что с ним случилось.
Хотя, конечно, он не мог быть искренним, особенно с пикетчицами. Тогда
у него была другая жизнь и другие приоритеты. Одно дело доказывать Оливеру и
Дейл, что глупо вешать на режиссера ответственность за неизвестно где и кем
совершенные убийства, и совсем другое - говорить то же самое в глаза
разгневанным родственникам погибших. Ничего ужаснее нельзя себе представить.
Чего бы стоили одни только газетные заголовки: "Брюс Деламитри оскорбляет
многострадальных матерей". Это была бы главная и самая скандальная новость с
церемонии вручения "Оскара". Брюс неожиданно для самого себя рассмеялся:
какое ему теперь могло быть дело до новостей с оскаровской церемонии?
Забавно, как может потеряться ощущение соразмерности, после того как копы
истопчут твой газон, а бравые спецназовцы прорвутся в твой дом сквозь крышу.
Брюс выключил звук. Он выучил наизусть все, что говорили ведущие. Им
нечего было добавить. Наверное, это самое ошеломительное падение, о котором
им когда-либо доводилось рассказывать. Катастрофа, случившаяся с Брюсом (во
всяком случае, по его же мнению), отвечала законам греческой трагедии, со
всеми вытекающими отсюда ироническими последствиями.
Его высокомерие было первой ступенью к падению. Брюс стал таким
знаменитым, гордым и прекрасным, что решил, будто он лучше других людей и,
значит, не обязан подчиняться законам человеческого общества. И вот судьба
повернулась к нему спиной, и никогда ему уже не подняться выше, чем вдень
вручения "Оскара".