"Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. Т. 1 " - читать интересную книгу автора

В 25), то этот софист прямо и без всяких сомнений вообще отрицал
существование богов, приписывая выдумку о них древним законодателям,
стремившимся запугать народ наказаниями за дурные поступки. Если же
Трасимах и признавал каких-нибудь богов (85, В 8), то они выходили у него
отнюдь не всевидящими и не всемогущими, поскольку они не могут ни увидеть
зла, ни справиться с ним.

Может быть, лучше всех формулировал софистическое учение Горгий (82, В
3): "Одно [положение] - именно первое - [гласит], что ничто не существует;
второе - что если [что-либо] и существует, то оно непознаваемо для
человека, третье - что если оно и познаваемо, то все же по крайней мере оно
непередаваемо и необъяснимо для ближнего". По этому поводу Секст Эмпирик
(Adv. math., VII, 65-87) рассуждает весьма много и подробно (приведено в
предыдущем фрагменте Горгия у Дильса).

Мы видим, что софисты иной раз доходили в своих выводах до слишком уж
больших крайностей. Ведь у Ксениада (81, единств, фрг.) мы так и читаем,
что "все ложно" и что "всякое воображение и мнение обманывают", что "все,
что возникает, возникает из небытия и все, что уничтожается, исчезает в
небытие". В таком случае совершенно неудивительно не только то, что
Протагор, по Платону, развращал юношей в течение сорока лет (80, А 8), но и
сообщение о том, что известный софист Трасимах "покончил самоубийством,
повесившись" (85, А 7). Можно сказать, что у многих крайних софистов были
основания для таких крайних жизненных решений.


12

О Платоне и Аристотеле мы уже раньше сказали, что, не будучи
скептиками, а, наоборот, опровергая всякий скептицизм, они тем не менее
удивительным образом совмещали свое учение об абсолютных идеях, или об
Уме-перводвигателе, с допущением самых последних крайностей релятивизма. И
это потому, что платоно-аристотелевская материя в основе своей трактовалась
как не-сущее, как только возможность сущего, как "восприемница идей" (Tim.,
49а, 51а). В результате этого получалось, что всякая реальная вещь, хотя
она и обоснована своей абсолютной идеей или своей нерушимой формой, в то же
самое время оказывалась подверженной любым превратностям судьбы, которые
никто не мог предвидеть ни на небе, ни на земле.

Скажем несколько слов о Платоне более подробно.

Удивительным образом вся космология платоновского "Тимея" строится
исключительно на понятии вероятности. Повторяем, это нисколько не мешает
абсолютному объективизму Платона. Тем не менее, однако, Платон считает
необходимым на каждом шагу указывать здесь на то, что он занимается только
вероятным конструированием космоса, считая, что хотя боги и космос
представляют собою бытие абсолютное, тем не менее мы-то, люди, не обладаем
таким абсолютным знанием, а можем представлять себе космос только на основе
более или менее вероятных умозаключений. Платон пишет, что космос, конечно,
возник как подражание вечному первообразу, или, как он говорит, образцу, и