"Виктор Эмский. Адью-гудбай, душа моя!" - читать интересную книгу автора

свое ошалелое лицо, пытался припомнить: был ли я таким идиотом всегда или это
не более, чем временное расстройство, ну, скажем, от влюбленности. Потому
что... Потому что я все никак...
Ах, да какая теперь, в сущности, разница -- почему?!
...И еще одно немаловажное обстоятельство.
Однажды под утро -- то бишь под вечер, по-нашему, по-земному -- скажем лучше
так -- однажды на рассвете я совершенно неожиданно не то чтобы заснул, а вроде
как закемарил, заклевал носом над эпохальным трудом Ильи Владимировича "Шаг
назад и два шага вперед". Это случилось, если мне не изменяет память, 13
июня.
Очнулся я уже весной, в комнате моего Розанчика, в ее вдовьей, пока еще,
постели.
-- Ну, слава Возвратной Поступательности! -- облегченно вздохнула моя
заботливая. -- Оклемался, Жмурик!..
Как мы высчитали с ней потом, в прострации я пробыл ровно один год и двадцать
девять дней...
Теперь о нашем гнездышке, о квартирке на Салтыкова-Щедрина.
Увы, это был самый заурядный питерский "клоповник". Примерно в такой же
коммуналочке совсем неподалеку -- на улице Восстания -- откуковал я целых
семнадцать лет. Господи, Господи! -- как один вздох, как сонный клевочек носом
в Книгу Судеб...
Те же неизбывные -- 37,5 метров. Темная прихожая. Напротив входа, на стене,
неизвестно чей детский велосипед, на нем, на педали, эмалированный тазик.
Справа -- совмещенная с сортиром и фотолабораторией ванная. Водогрей.
Рядом со шкафом дверь в темный -- там почему-то постоянно исчезала лампочка --
коридор. В коридоре -- холодильник "Арагац". Это об него я потом расшиб
коленную чашечку.
Сразу налево -- по коридору -- ее спальня. 11,7 кв. м. Кровать, тумбочка, стул,
стол, шкаф (в нем висела ее кожаная тужурочка и маузер в деревянной кабуре).
Над кроватью темное прямоугольное пятно аж с тремя пулевыми пробоинами. На этом
месте висел портрет ее бывшего мужа, врага народа. Вспоминать о нем у нас было
не принято.
Деталь на заметку: окно в ее комнате было закрашено белой больничной краской.
Как-то раз я неудачно пошутил: мол, совсем, как у нас в Удельной, в
Скворцова-Степанова. Она, умница, даже не улыбнулась...
Дальше по коридору, по той же стороне -- еще одна дверь. Наглухо забитая
гвоздями, уже не наша, соседская. Их -- соседей -- я уже не застал. И слава
Богу! Их там жило семеро и все -- чеченцы...
Напротив этой, "не нашей" комнаты -- другая, наша. Но тоже запертая. Мало того
-- опечатанная гербовой печатью. Государственным, так сказать, сургучом на
почтовых веревочках. Именно там и был роковой кабинет ее таинственного родителя
-- Марксэна Трансмарсовича Вовкина-Морковкина, царствие ему небесное!.. О, если
б знал!.. Но, впрочем, все по порядку... Спокойствие, главное -- выдержка и
спокойствие!.. Тем паче, что мы добрались уже до последнего помещения -- до
моей кухни.
Газовая плита, раковина, табуретка, ведро. Ну, а что еще может поместиться,
по-вашему, на семи кв. метрах?
Вот, пожалуй, и все об этой квартирке... Нет, забыл: на стене в коридоре, левее
холодильника -- телефон. И еще -- но это уже так, в качестве курьеза, что ли:
под моим окном во дворе -- неизменный -- изо дня в день, из года в год --