"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу авторатена! Вот ты с ним, Иродиада, половые игрища, понимаешь, затеяла, а ты
знаешь, что он мне перед самым, понимаешь, ХХVIII съездом учудил? Из партии, выродок этакий, вышел! Так, понимаешь, и написал в заявлении: "Прошу, понимаешь, не считать меня коммунистом". Кастрюля так и ахнула: - Не может быть! - Еще как может! Он, когда у нас в милиции поэтическим кружком руко- водил, он такие, понимаешь, ямбы с амфибрахерами в пьяном безобразии вы- хуячивал. Мне самому, понимаешь, лично, дважды приходилось спецмедслужбу вызывать. - Надо же! А я его, гада, из-под трамвая вытащила! - То-то! Внешность - она, Бляхина, штука обманчивая! - заключил мой, самый из ряда вон выскочивший, выкормыш. Увы, из песни слов не выкинешь! Было, было: и вытрезвитель, и ДК ра- ботников милиции, где я эту воинствующую бездарь сам же и не придавил в зародыше, пригрел, обнадежил, жалеючи. Были и газеты, поначалу, как во- дится, многотиражки с его (в моей, разумеется, редактуре) опусами. Потом этот змей нашел себя в пародии. И пошло-поехало: конкурсы, аплодисменты, премии. Заглянешь на последнюю страницу, а там он - Кондратий Комисса- ров. Это большими буквами, а маленькими, в эпиграфе, сами понимаете, я - Тюхин, или Евтушенко, или сам Чепуров. В общем, я и опомниться не успел, как он - Кондрат Всуев, а именно таковой была его настоящая, так ска- зать, по служебному удостоверению, фамилия, - как он, вступив по моей рекомендации в Союз, принялся меня же и шерстить за систематическую не- уплату партийных взносов. Сначала в качестве партгрупорга секции, а по- И вот он, елки зеленые, снова возник на моем пути. Теперь уже после- жизненном. В парадном полковничьем мундире, с матюгальником на груди, с шашкою на боку. Как черт из-под земли вырос, весь такой неупокоившийся. И опять, опять - на коне! - Ну, Тюхин, - сказал, потирая руки, бывший поэт-пародист, - уж на этот раз выговором ты не отделаешься! Тут уж тебе, понимаешь, хоро- шенькая статья светит. - И он принялся загибать пальцы. - Покушение на изнасилование, понимаешь, - раз! С особым, понимаешь, цинизмом. В об- щественном, понимаешь, месте!.. Вот ты, Тюхин, когда я дуба, понимаешь, врезал, ты, небось, в Парголове и решил: все, мол, и концы, понимаешь, в могилу. Прощай навеки, дорогой парторг, а с ним заодно и вся родная ком- мунистическая партия! Так ты, поди, подумал, - грозно возвысив голос, вопросил Кондратий Комиссаров. - Та-ак, я тебя спрашиваю?! Плохо же ты свою бывшую партию знаешь, Тюхин! Она - партия - с тебя, засранца, и здесь, на другом, понимаешь, свете, спросит по всей, понимаешь, строгос- ти! - Допускаю, как гуманист допускаю, Тюхин, - смягчился он. - Есть и у тебя отдельные резоны: и за границу тебя не пускали, и в твердых облож- ках не печатали. Но ведь опять же - за дело, за выпендривание твое. За диссидентство! Хотя, дело прошлое, Тюхин, ни хрена там, в этой твоей сраной загранице, скажу тебе по совести, нету. Чушь она собачья по срав- нению с этим, Тюхин, светом. Ты только погляди кругом, красота-то ка- кая!.. И я снизу, из-под нее, из-под Ляхиной, кинул взор в серое бесцветное |
|
|