"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

ноздри дух нашей русской водочки под это дело... А как пахло мамиными, с
луком-с-яйцами, пирожками - не передать!..
Все мои попытки усилием воли переключить сознание на что-нибудь дру-
гое, некулинарное, успехом не увенчались. К примеру, я уже начал было
подступаться к философскому осмыслению астральной сущности Адама Кадмо-
на, но тут коварное воображение подменило чистого, почти безгрешного
первочеловека - Адамом Смитом, я вздрогнул, я вспомнил свой недавний,
горестный опыт на тернистой стезе дикого русского бизнеса, я тряхнул го-
ловой и Адама Смита, будь он неладен, сменил автор уголовных романов Ар-
кадий Адамов, Адамова - Кирилл Набутов с его популярным "Адамовым ябло-
ком", очами души я увидел кадык садиста-интеллигента Кузявкина, следом -
свою дачу в Кузьмолово - и пошло-поехало!.. Антоновка, белый налив, джо-
натан, бергамот, - яблоки, яблоки, яблоки - черт бы их всех побрал - ма-
ринованные, моченые, сушеные, в компоте и просто - на ветках в таком не-
возможном, невозвратном таком саду моего детства...
- О-о! - застонал я, и в мучительном пароксизме свалился с раскладуш-
ки и пополз в коридор к холодильнику.
Когда я нащупал ручку на дверце, проклятое чрево мое издало такой
тарзаний вопль, что я аж выгнулся, застонал от нестерпимого унижения:
Господи, но почему, за что, за какие такие особые прегрешения?!
И вот я открыл цыпочкин "Арагац", я распахнул его и чуть было не
проглотил язык от неожиданности! Мало того, что в холодильнике в смысле
еды было, что называется, шаром покати - это бы ладно, этим нас русс-
ких-советских писателей удивить трудно, - поразило вот что: на верхней
полке агрегата, под морозильником, стояла трехлитровая банка из-под яб-
лочного сока, а на ней наклеечка с такой вот до боли знакомой уже над-
писью: гипосульфит натрия. И в скобочках, чтобы кто-нибудь ненароком не
перепутал, как это случилось со мной: "фиксаж".
Еще не осознавая всей несусветности происходящего, я снял полиэтиле-
новую крышку и, облизнув пересохшие губы,... отпил из банки, сначала
робко, маленькими глоточками, потом все смелее, смелей...
Сейчас уже затрудняюсь даже сказать в каком году - то ли в 48, то ли
в 47, - точно помню только, что перед ноябрьскими - мы пошли как обычно
в ДСС на занятия.
Запала в душу характерная фамилия лектора - Померанец. Век не забуду
и темочку: "Детская болезнь правизны в гуманизме (военном) в беспощадном
свете постпердегласного анализа".
Мы все трое - две моих дамочки и я, Тюхин, как всегда сидели в первом
- исключительно для почетных гостей - ряду.
О чем этот самый Померанец говорил в лекции, этого я даже тезисно пе-
ресказать не берусь. Да и, признаться, не все расслышал, потому как там,
на Литейном, как и обещал мне Кондратий Комиссаров, получил-таки доской
по уху. Хорошо помню только его, лектора, заключительный пассаж.
- Нуте-с! - потирая ладони, сказал этот гад. - Соображения, возраже-
ния, вопросы - есть?.. Нет вопросов! Оч-чень хорошо! - и он, придурок
лагерный, совсем уж было собрался соскокнуть со сцены, но тут, точно ка-
кой-то гоголевский черт - и ведь что любопытно: очки я в этот момент как
раз протирал носовым платочком - точно сологубовский мелкий бес какой-то
подъелдыкнул меня поднять свою дурацкую, дважды ломаную Афедроновым ру-
ку: