"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

Ну вобщем, допев до конца и под шквал аплодисментов - сорвался-таки
напоследок! - раскланявшись, Померанец с подозрительным грохотом пропал
за кулисами.
- Это куда это он? - обеспокоился я.
И суровая моя подруга, бесценная Идея Марксэновна Шизая, пощелкивая
курочком реликвии, задумчиво ответила:
- Да все туда же, Тюхин, туда же...

Глава девятая Воздыханья, тени, голоса

Господи, Господи, да что же это творится со мной, окаянным? Зачем, а
главное - откуда это голодная, скрежещущая вставными зубами злоба? Поче-
му не радость - но злорадство? Отчего не улыбка - но саркастическая ух-
мылочка, да еще с двусмысленными намеками, с подтекстом, с безжалостной
тюхинской подковырочкой?..
Люди, я совсем недавно любил вас...
И ведь не было же никаких кровавых буковок под сомнительными обяза-
тельствами, собственного глаза, выбитого следователем, на ладони, раз-
гайдаренных сбережений в кубышечке... Ничего этого не было и в помине,
просто я проснулся однажды и... и даже не заметил, что грудь моя во сне
опустела, как дупло осеннего дерева.
Где ты, душа-кукушечка, чего ужаснувшись, покинула меня, трепеща оде-
ревеневшими от страха крылышками?..
Она стоит на коленях перед моей раскладушкой - худенькая такая, в ро-
зовой комбинашке с оборванной лямочкой. Она сморкается в мятый розовый
платочек и, совершенно незнакомая, другая, шепчет мне на ухо:
- Да пойми же ты наконец - это все не случайно! Откуда у него такая
информация о тебе?.. Ну, откуда - подумай своей гениальной головой!..
Вот то-то и оно!.. А стало быть, Померанец как минимум провокатор! Пони-
маешь, это провокация, Тюхин. Хуже - заговор! Они там опять, Тюхин, за-
варивают кашу!..
Я смотрю на нее сквозь розовые очки, на взволнованную такую, человеч-
ную, готовую на все ради меня - о, она так мне и сказала: ради тебя и
Отечества я, Тюхин, готова на все! Честное левинское! - я смотрю на нее
сквозь афедроновскую оптику - и едва ли не верю, и почти что люблю ее
больше жизни, но простить, увы, не могу...
- В рот!.. живому человеку... из маузера?! - сглатывая слезы, бормочу
я. - Господи, да как же это... чтобы человеку и - в рот!?
- Челове-еку?! Это кто - это Померанец, по-твоему, человек?! Эх,
ты-ии!.. Да какие же они, Тюхин, люди, если они - враги!? - она хмурит
брови, она сжимает крепкие кулачки, чекисточка моя невозможная. - И пока
бьется сердце, Тюхин, пока в жилах струится, - и тут я весь насторажива-
юсь, дорогие читатели! - пока струится... ну эта... ну как ты, Тюхин,
называл ее?
- Кровь, - обмирая, подсказываю я.
- Ну да, ну да, - соглашается она совсем, как Ричард Иванович, - пока
верю тебе, Жмурик, пока... люблю!.. - И она, безумица, хватает вдруг мою
изуродованную на Литейном руку и начинает осыпать ее торопливыми поцелу-
ями, - люблю!.. люблю!.. люблю!..
И я, едва не забывшись, чуть не зажмуриваюсь от нахлынувших чувств!.