"М.Емцов, Е.Парнов. Только четыре дня" - читать интересную книгу автора

казалось ему глубокой полярной ночью. Старика трясло...
Когда Второв подъехал к автомобильной стоянке, корпус "В" был окружен
плотной толпой возбужденных людей. Она тревожно гудела. Голубой солнечный
воздух дрожал и вибрировал, как взрывоопасная смесь. Второв, не заперев
машины, бросился к месту катастрофы.
Люди узнали его и расступились. Ему послышалось злорадно-насмешливое:
"Доигрался!", и торопливое, испуганное: "Тише! Что вы?!"
Стараясь твердо ступать по асфальтовой дорожке, он прошел вперед. Люди,
топтавшиеся на подстриженной траве газонов, молча смотрели на него. Он уже
все увидел, но подходил все ближе и ближе, пока не уткнулся грудью в кольцо
из пожарников и рабочих. Внутри кольца бродило несколько человек.
"Директор... Зам... Ученый секретарь... Остальные незнакомые", - отметил
Второв.
Алексей Кузьмич часто задирал голову кверху, указуя на небо пальцем,
словно призывал в свидетели бога; его зам, Михайлов, что-то высматривал,
пригнувшись к земле. Его длинный нос, казалось, превратился в щуп
миноискателя. За их спинами лежала огромная груда серебряного пепла. Из нее
торчали черные металлические прутья, напоминавшие обожженные человеческие
руки. Здание напоминало плетенку из проволоки. Письменные и лабораторные
столы застряли между этажами в самых странных положениях. Запутавшись в
паутине проводов, точно заколка в распущенных женских волосах, мерно
раскачивалась на ветру новая установка парамагнитного резонанса. Второв
узнал ее по полукружиям мощных магнитов. Из оборудования аннигиляторной
остался только распределительный щит - самая никчемная деталь в лаборатории.
На нем болтался смятый плакат, приказывающий бросить папиросу. Легкий ветер
кружил пыль над грудой мусора и обломков.
Второв заметил, что Алексей Кузьмич делает ему знаки рукой. Он
протиснулся сквозь шеренгу, сдерживающую напор любопытных. Все стоявшие
рядом с директором повернулись и смотрели, как он идет. Очень трудно было
пройти эти несколько шагов по проволочно-жесткой траве.
- Что же у вас получается, батенька? - спросил Алексей Кузьмич,
складывая губы сердечком. Морщинистая кожа на его лбу подобралась к седому
ежику волос. Он рассматривал Второва с холодным удивлением, словно перед ним
было редкостное, но неприятное насекомое.
- Не знаю. Ничего не понимаю, - отрывисто сказал Второв. Он с трудом
различал лица. - Вчера было все в порядке, - добавил он.
Пока Второв что-то бессвязно говорил, в его мозгу зашевелилось смутное
предчувствие. Он хотел было что-то сказать еще, но только спросил:
- Пострадавшие есть? - Голос его прозвучал неожиданно хрипло.
- Нет, - сказал Алексей Кузьмич, - нет. В корпусе был один вахтер, он
отделался легким испугом. Его сейчас отпаивают чаем...
- С ромом, - добавил Михайлов, с нежной укоризной взглянув на
директора.
- Это детали.
Они снова замолкли, уставившись на развалины корпуса. У Второва
пересохло в горле, и он чмокнул.
"При чем здесь ром? - подумал он. - Чушь какая-то. Чушь и галиматья".
- Ась? - спросил Алексей Кузьмич.
Все снова посмотрели на Второва.
- Я ничего не говорю, - хмуро буркнул Второв. - И ничего не могу