"Сюсаку Эндо. Молчание" - читать интересную книгу автора

нам на гору. Мокити казался немного взволнованным, Итидзо, по обыкновению
чуть прищурив глаза, угрюмо молчал. За ними, как побитый пес, плелся
Китидзиро, глядевший на нас с укором и болью.
- Падре, нас заставят топтать ногами образ Христа... - потупясь,
прошептал Мокити, будто разговаривал сам с собой. - Если мы откажемся, так
не только нас, но и всех деревенских подвергнут такой же проверке... Ох, как
нам быть?
Острая жалость пронзила меня, и я ответил словами, которых, пожалуй, ни
один португальский священник никогда бы не произнес. Мне вспомнился падре
Габриэль. Когда во время пытки на вершине Ундзэн ему приказали попрать
Святой образ, он ответил: "Лучше отрубите мне ноги - я не сделаю этого!" Я
знал, что многие японцы - и священники, и верующие миряне - с равным
благоговением относились к священному образу. Но мог ли я требовать того же
от этих троих несчастных?
- Топчите, топчите, я разрешаю вам это! - невольно вырвалось у меня, и
только тогда я спохватился, что сказал нечто неподобающее священнику. Гаррпе
взглянул на меня с укором.
У Китидзиро глаза все еще были полны слез.
- Почему Господь посылает нам такие страдания? Падре, ведь мы не
сделали ничего дурного...
Мы молчали. Итидзо и Мокити тоже молча смотрели куда-то вдаль. На
прощание мы с Гаррпе прочитали молитву. После этого трое спустились вниз, в
деревню. Мы долго следили, как постепенно растворялись в тумане их бледные
тени. Теперь я знаю, что видел тогда Итидзо и Мокити в последний раз.


***

Я опять не писал Вам долгое время. О том, что стражники явились в
Томоги, я уже сообщал в предыдущем письме, но о судьбе тех троих, что
отправились на дознание в Нагасаки, ничего не было известно до сегодняшнего
дня. Как мы молились об их благополучном возвращении! О том же каждую ночь
возносили молитвы все обитатели деревушки.
Я верю, что это испытание, ниспосланное нам Господом, имеет свой тайный
смысл. Все, что ни творит Господь, - благо. Обязательно придет день, когда
мы поймем, почему нам были уготованы эти страдания. И если я пишу об этом,
то лишь потому, что слова, которые в то утро, потупившись, обронил
Китидзиро, тяжким бременем лежат у меня на душе.
"Почему Господь посылает нам такие страдания? Падре, ведь мы не сделали
ничего дурного..."
Почему, казалось бы, недостойная жалоба малодушного человека острой
иглой вонзилась мне в сердце? Почему Господь посылает этим японцам, этим
нищим крестьянам такие жестокие испытания?
Нет, Китидзиро имел в виду нечто другое - куда более страшное. Он
говорил о молчании Господа. Уже двадцать лет здесь преследуют христиан. По
всей стране слышны стоны тысяч верующих, земля напиталась алой кровью
священнослужителей, рушатся христианские храмы - но Бог молча взирает на
это. Вот что хотел сказать Китидзиро - эта мысль преследует меня
неотвязно...
Но сейчас расскажу лишь о постигшей заложников участи. После того как