"Сюсаку Эндо. Молчание" - читать интересную книгу автора

при мысли, что скоро и остальных тоже постигнет такая же участь, так что
почти никто не выходил на полевые работы. За обезлюдевшими полями виднелось
мрачное море.
Двадцатого числа в деревню опять прискакали, нахлестывая коней,
чиновники-самураи для оглашения приговора: Итидзо и Мокити с позором
провезут по улицам Нагасаки, а затем они будут распяты на "водяном кресте"
здесь, у деревни.
Двадцать второго числа крестьяне увидели на серой дороге под проливным
дождем вереницу путников, походивших издалека на рассыпанные горошины. Они
двигались по направлению к деревне. Постепенно фигуры людей обрели
отчетливые очертания. В центре процессии на лошадях сидели, понурившись,
связанные Итидзо и Мокити. Крестьяне укрылись в домах, в страхе заперев
двери. За стражниками плелись жители поселков, лежащих вдоль дороги из
Нагасаки. Из нашей хижины было хорошо видно это шествие.
На берегу чиновники приказали разжечь костер и разрешили погреться у
огня вымокшим под дождем Мокити и Итидзо. Как нам рассказали потом, в виде
особой милости им. поднесли по чарочке сакэ. Мне вспомнилось, что умирающему
Иисусу поднесли смоченную в уксусе губку...
Два столба, связанные в форме креста, водрузили у самой воды. К
перекладинам привязали Итидзо и Мокити. С наступлением ночи, когда начнется
прилив, вода поднимется до самого подбородка. Смерть наступит не сразу,
пытка будет продолжаться несколько суток, пока жертвы окончательно не
ослабеют душой и телом и только тогда наконец испустят дух. Чиновники
заставляют крестьян смотреть на их страдания, чтобы в другой раз тем было
неповадно даже близко подходить к христианам.
Итидзо и Мокити привязали к столбам после полудня; оставив четырех
стражников, чиновники снова сели на лошадей и уехали. Зрители, вначале
толпившиеся на берегу, из-за холода и дождя тоже постепенно разошлись.
Начался прилив. Фигуры мучеников были неподвижны. Волны с однообразным
шумом набегали на погружающийся в сумерки берег, постепенно заливая им ноги,
бедра, потом достигли груди - с тем же однообразным шумом откатываясь назад.
С наступлением темноты О-Мацу с племянницей принесли угощение караульным и
попросили разрешения дать поесть осужденным. Получив согласие, они в утлой
лодчонке подплыли к крестам.
- Мокити! Мокити! - окликнула О-Мацу.
- Да... - отозвался Мокити.
Тогда она окликнула Итидзо, но у того уже не было сил отвечать. Однако
он был еще жив и потому время от времени чуть покачивал головой.
- Тяжко вам... Но терпите! Оба падре и все мы молимся за вас. Мы верим,
что вам уготован параисо... - старалась ободрить их О-Мацу, но, когда она
попыталась вложить в рот Мокити кусочек батата, он отрицательно покачал
головой - наверное, хотел, раз все равно уж смерти не миновать, скорее
избавиться от страданий.
- Отдайте еду Итидзо, тетушка... - прошептал он. - Дайте ему поесть, А
я уже больше не могу терпеть эту муку...
О-Мацу с племянницей, заливаясь слезами, возвратились на берег, так и
не сумев хоть сколько-нибудь облегчить участь несчастных. На берегу они все
еще продолжали громко плакать под проливным дождем.
Наступила ночь. Красное пламя костра, у которого грелись стражники,
смутно виднелось из нашей хижины. А на морском берегу толпились жители