"Сюсаку Эндо. Молчание" - читать интересную книгу автора

то же время другой голос подсказывал, что нельзя поддаваться эмоциям и
страстям. Ведь, кроме меня и Гаррпе, в Японии, наверное, не осталось
священников... Если меня не станет, вместе со мной погибнет и Церковь! Какие
бы унижения и страдания не выпали на нашу долю, мы оба просто обязаны
жить...
...Я ищу оправдания собственной слабости - такая мысль тоже пришла мне
на ум. Мне вдруг вспомнилась одна история, которую я слышал в Макао. Некий
священник-францисканец перестал скрываться и самолично явился в замок князя,
владетеля Омуры, объявив, что он священник. Всем известно, какие последствия
это имело для миссионерской деятельности и сколько христиан пострадали из-за
его необдуманного поступка.
Нет, не для мученической кончины явились в эту страну священники - они
обязаны жить, чтобы светильник веры не угас в эпоху гонений!
Китидзиро плелся следом, как приблудившийся пес. Когда я замедлял шаг,
он тоже останавливался.
- Не шагайте так быстро... Я болен... - заныл он, едва волоча ноги. -
Но куда вы идете? Вы же не знаете здешних мест... За выдачу падре чиновники
обещают триста монет серебром...
- Значит, моя цена - триста сребреников? - с горечью усмехнулся я,
впервые нарушив молчание. Иуда продал Христа за тридцать сребреников. Мою
голову оценили в десять раз выше.
- Одному вам идти опасно... - Он догнал меня и зашагал рядом, на ходу
обивая веткой кусты при дороге. В сумерках разносились птичьи голоса. -
Падре, я знаю место, где живут христиане. Там безопасно. Пойдемте туда!
Сегодня заночуем здесь, а завтра, когда рассветет, пойдем... - Не дожидаясь
моего ответа, он присел на корточки и стал проворно собирать сухие, не
подмоченные дождем сучья и ветки, потом, вынув из-за пазухи огниво, развел
огонь.
- Вы, наверно, голодны? - Он вытащил из сумки несколько вяленых рыбин.
Я смотрел на рыбу голодными глазами, рот наполнился слюной. С самого утра я
ничего не ел, кроме сухого риса и огурца; угощение Китидзиро было для меня
неодолимым соблазном. От рыбин, поджаривавшихся на разгоревшемся огне,
поплыл восхитительный аромат.
- Ешьте...
Я с жадностью впился зубами в рыбину. Один кусок - и в душе я уже
примирился с Китидзиро. Он смотрел, как я ем, с довольным и в то же время
чуть презрительным видом, продолжая жевать траву, точно то были табачные
листья.
Мир погрузился во мрак. В горах посвежело, холод пробирал до костей, и
я прилег у огня, притворившись, будто уснул. Спать нельзя. Когда я усну,
Китидзиро, конечно же, улизнет. Он наверняка задумал предать меня, как
предал своих товарищей, и, возможно, сегодня же ночью. Каким соблазном
являются триста сребреников для этого оборванца! Я закрыл глаза, и перед
мысленным взором возник пейзаж, который я видел сегодня, блуждая по
травянистому горному плато: море, сверкающее тысячами блестящих иголок, и
разбросанные по нему маленькие островки...
Некогда по этому морю приплывали миссионеры, церкви украшались цветами
и верующие приходили молиться, принося в дар рыбу и рис. Здесь, в Японии,
открывались семинарии, и семинаристы, как мы когда-то, распевали на латыни
гимны и даже играли на музыкальных инструментах, напоминающих орган или