"Санъютэй Энтё. Пионовый фонарь (Повесть, пер. - А.Н.Стругацкий)" - читать интересную книгу автора

знает, ну сущее подобие своего глупого родителя, да и только... Прошу вас,
господин Иидзима, не смейтесь над моими словами, не презирайте нас...
- Но чем же она больна?
- Как изволите видеть, единственная дочь, мечтал я поскорее взять в дом
жениха и отправиться на покой, и молился о ее выздоровлении, хотя я не
такой уж и верующий, и даже водой при этом холодной обливался, даром что я
старый человек, хотя по летнему времени это ничего, и все зря. А вчера
вечером она мне и говорит: вот отчего. И такое она мне сказала, что
кормилице ее не расскажешь. Сущая дура, вся в родителя... Вы только не
презирайте нас, пожалуйста!
- И отчего же она заболела?
- А я-то беспокоился, все-не знал, как ее выходить, всяких лекарей
приглашал, ну откуда мне знать? От этого ни боги, ни будды не спасут. Что
же ты, говорю, сразу не сказала?
- Так что же оказалось?
- Прямо не знаю, как и сказать. А вы не будете смеяться?
- Не понимаю, - признался Иидзима. - В чем все-таки дело?
- По правде говоря, - решился Аикава, - все дело в вашем слуге Коскэ.
Вы, господин Иидзима, часто расхваливали его при мне. Говорили, что
человек он преданный, происходит из самурайского рода, хотя и опустился
сейчас до положения дзоритори, и сыновнему долгу он верен, и вообще малый
славный. Вы еще говорили, что нет у него ни родных, ни близких, и потому
вы-де сами позаботитесь о нем, отдадите его в какой-нибудь дом наследником
и сделаете самураем. И вот я, наслушавшись, как вы его хвалите, прихожу,
бывало, домой и об этом рассказываю, слугам своим кричу, чтобы брали
пример с Коскэ, что у господина Иидзимы, и кухарка наша О-Сак -
нахвалиться им не может: и собой, говорит, он хорош, и душой приятен, и
благороден, и даже кормилица наша его на все лады расхваливает... В общем,
получилось так, что моя дочь, только вы не смейтесь, господин Иидзима...
Фу, даже в пот от стыда бросило... Короче говоря, моя дочь, оказывается, в
этого Коскэ влюбилась до изнеможения. Срам какой! И ведь никому ни слова
не говорила, даже своей бабке-кормилице, и только вчера вечером мне во
всем призналась... "Как же ты смела молчать, - я ей говорю, разве ты не
дочь самурая? Разве даже в каком-то дзёрури не сказано:
"Пусть мы бедны, но я - дочь воина"? Как, говорю, ты, дочь самурая,
опустилась до того, что влюбилась, забыв о чести и долге, да еще заболела?
Да я, говорю, тебя зарублю, хоть ты у меня и одна на всем свете! И чем он
тебе приглянулся, говорю, этот Коскэ, у него же за душой ничего, кроме
синей куртки и деревянного меча, нет. Неужто, говорю, он такой уж на вид
красивый?" Она тогда мне и отвечает: "Нет, говорит, батюшка, я господина
Коскэ полюбила не за то, что он красивый". - "А за что же это?" - я
спрашиваю. "За его преданность, она отвечает. - Кто предан своему хозяину,
говорит, тот и сыновнему долгу верен".
- "Так, - я говорю, - это верно, кто верен родителю, тот верен долгу, а
кто верен долгу, тот верен родителю непременно". Тут дочь мне и говорит:
"Получаем мы в год на прокорм, говорит, всего сто мешков риса, вот
возьмете вы, говорит, в сыновья кого-нибудь со стороны и уйдете на покой,
а что будет, если этот человек плохим окажется? Рису мы получаем мало,
говорит, и мне придется плохо, и я не смогу выполнить свой долг перед
вами. Не хочу я, говорит, в оплату за ваши благодеяния, быть плохой