"Санъютэй Энтё. Пионовый фонарь (Повесть, пер. - А.Н.Стругацкий)" - читать интересную книгу автора

пронюхал Коскэ. Как сделать, чтобы господин либо уволил Коскэ, либо в
гневе зарубил его? О-Куни ломала над этим голову, пока не задремала от
усталости. Вдруг она открыла глаза и увидела, что фусума в ее комнате тихо
раздвинулись.
В те времена в самурайских домах еще не было бамбуковых штор, и сёдзи
на верандах, а также фусума в покоях задвигались на ночь даже во время
жары. И вот фусума в спальне О-Куни раздвинулись, и послышались крадущиеся
шаги. Затем раздвинулись фусума в покоях рядом. "Что это? подумала О-Куни.
- Неужели кто-нибудь в доме еще не ложился?" Было слышно, как кто-то
подергал дверцу стенного шкафа и заскрипел отпираемый замок. Не успела
О-Куни опомниться, как фусума с треском захлопнулись и ночной посетитель,
шурша одеждой, быстро удалился в сторону кухни. "Странно", - подумала
О-Куни. Она была женщиной неробкого десятка, поэтому тут же поднялась,
зажгла фонарь и обошла покои.
Никого. Она подошла к стенному шкафу. Дверца была раскрыта, и наружу
свисал край шелкового кошелька. Шкатулка господина, в которой хранился
кошелек, оказалась взломанной, а из кошелька пропало сто золотых. "Вор! "
- подумала О-Куни, и по спине ее побежали мурашки.
Но тут в голове ее мелькнула мысль. Да ведь это просто удача, что
пропали деньги! Теперь можно будет обвинить Коскэ в воровстве и уговорить
господина либо казнить, либо выгнать его. И то и другое будет хорошо,
нужно только подстроить доказательство. О-Куни спрятала кошелек в рукав и
вернулась в спальню. Утром она как ни в чем не бывало позвала Коскэ,
вручила ему бэнто и послала встречать господина. В это время в сад с
веником в руке вышел старший слуга Гэнскэ и принялся подметать дорожки.
О-Куни окликнула его.
- А, с добрым утром, - добродушно сказал Гэнскэ. - Приятно видеть вас
всегда в добром здравии. А то по нынешним временам жара стоит невыносимая.
Свирепая нынче жара, хуже, пожалуй, чем в разгар лета была...
- Я заварила чай, Гэнскэ, выпей чашечку.
- Покорно благодарю. И ведь на высоком месте наш дом, ветерок со всех
сторон обдувает, а у ворот не продохнуть все равно... Спасибо большое.
Водки я, видите ли, не пью, так что чай мне в самый раз. Самое для меня
что ни на есть большое удовольствие, когда меня чашечкой чая жалуют...
- Послушай, Гэнскэ, - сказала О-Куни. - Ты у нас уже восемь лет
служишь, и человек ты прямой и честный. Как тебе нравится Коскэ? Он
поступил к нам только пятого марта, но очень уж возгордился тем, что наш
господин благоволит к нему.
Боюсь, тебе трудно приходится из-за его своеволия, ведь ты с ним живешь
в одной комнате...
- Ну что вы, - засмеялся Гэнскэ. - Я такого славного парня, как наш
Коскэ, и не встречал. Господину всей душой предан, если господину что
нужно, работает как бешеный. И всего-то ему двадцать один год... Очень
преданный человек. И добрый на удивление. Вот болел я недавно, так он всю
ночь ходил за мной, глаз не сомкнул, а утром, бодрый, как всегда, пошел
сопровождать господина... Нет, человек он сердечный, душевный человек, я
его люблю.
- Ловко тебя Коскэ одурачил, - сказала О-Куни. - Он же тебя перед
господином оговаривает!
- Как это - оговаривает?