"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

Поскольку я ценил свое физическое существование выше, чем душу, мне не
было нужды в воспоминаниях. Поскольку я ценил свое физическое существование
выше, чем душу, то не искал маму после ее исчезновения. Поскольку я ценил
свое существование выше, чем душу, то так и не увиделся с отцом до самой
его смерти. Поскольку я ценил свое существование выше, чем душу, то всеми
силами избегал одного уголка в Париже всего в полумиле от "Липпа", дальше
по бульвару. Однажды во время прогулки мы чуть было не забрели туда, и я
вдруг понял, что нахожусь в одном или двух кафе от того самого места. Я
резко повернул и потащил Энджи за собой по бульвару Сен-Мишель к
набережной.
- В чем дело? - спросила она.
- Я думал, мы договорились не обсуждать прошлое, - сказал я.
Стоял август, и за месяц пребывания вместе Париж стал полностью
нашим...
- Нет, - объяснила Энджи, - мы договорились не обсуждать мое прошлое.
О твоем прошлом речи не было.
- Ну, а теперь договоримся не обсуждать и мое прошлое.
- Нет, я вовсе не согласна.
Продолжая разговор, она остановилась на тротуаре, чтобы посмотреть на
витрину. В действительности в витрине не было для нее ничего интересного -
просто это было место, куда можно было направить взгляд, пока она с горечью
указывала, как и когда я отказывался делиться с ней своими мыслями и
чувствами.
- Когда мы впервые встретились, - сказала Энджи, - мы договорились,
что не будем обсуждать мое прошлое. Ты должен был прямо тогда сказать, что
у тебя есть что-то, о чем ты не собираешься говорить, что ты собираешься
что-то от меня скрывать. Это могло бы кое-что изменить. - Она стояла так
близко к витрине, что сбоку я не видел ее лица за черными волосами,
заслонявшими ее профиль... - Это нечестно - говорить мне теперь, что в
твоей жизни тоже есть черта, которую нельзя переступать. Ты должен был
сказать мне это с самого начала, как я сказала тебе.
- Не вижу, какое имеет значение, когда я тебе это сказал, - ответил я.
- Вот я сейчас тебе это говорю.
- Гнев, - проговорила она. - Ужас.
Если бы это был кто угодно, кроме Энджи, я бы пошел дальше, к реке. Я
бы пошел к набережным, ведущим на запад, к Эйфелевой башне, и нашел бы там
какую-нибудь лодку с какой-нибудь другой отчаянной морячкой, умоляющей
выручить ее из беды. Но вместо этого я рассказал Энджи, что случилось в
Париже, когда мне было одиннадцать, - рассказал если не все подробности, то
большинство их, а потом мне пришлось рассказать ей про Календарь, в то
время бывший всего лишь грандиозным замыслом, не более, еще не были
нанесены на карту, не были определены точки апокалиптической сейсмической
активности... и когда я рассказал Энджи все это, она осталась в стенах моей
жизни навсегда. Теперь она владела всеми моими главными секретами, а я не
владел ни одним из ее, и с тех пор мне ничего не оставалось, как только
внимательно следить за ней и пытаться не дать ей ускользнуть из моего поля
зрения.
Когда пришла зима, мы смотрели на Париж с той начальной стадии
лихорадки, когда сознание омрачено и все кажется темным, тихие песни из
соседней комнаты всегда напоминают эхо, а давние воспоминания, смешавшись с