"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора Поскольку я ценил свое физическое существование выше, чем душу, мне не
было нужды в воспоминаниях. Поскольку я ценил свое физическое существование выше, чем душу, то не искал маму после ее исчезновения. Поскольку я ценил свое существование выше, чем душу, то так и не увиделся с отцом до самой его смерти. Поскольку я ценил свое существование выше, чем душу, то всеми силами избегал одного уголка в Париже всего в полумиле от "Липпа", дальше по бульвару. Однажды во время прогулки мы чуть было не забрели туда, и я вдруг понял, что нахожусь в одном или двух кафе от того самого места. Я резко повернул и потащил Энджи за собой по бульвару Сен-Мишель к набережной. - В чем дело? - спросила она. - Я думал, мы договорились не обсуждать прошлое, - сказал я. Стоял август, и за месяц пребывания вместе Париж стал полностью нашим... - Нет, - объяснила Энджи, - мы договорились не обсуждать мое прошлое. О твоем прошлом речи не было. - Ну, а теперь договоримся не обсуждать и мое прошлое. - Нет, я вовсе не согласна. Продолжая разговор, она остановилась на тротуаре, чтобы посмотреть на витрину. В действительности в витрине не было для нее ничего интересного - просто это было место, куда можно было направить взгляд, пока она с горечью указывала, как и когда я отказывался делиться с ней своими мыслями и чувствами. - Когда мы впервые встретились, - сказала Энджи, - мы договорились, что не будем обсуждать мое прошлое. Ты должен был прямо тогда сказать, что что-то от меня скрывать. Это могло бы кое-что изменить. - Она стояла так близко к витрине, что сбоку я не видел ее лица за черными волосами, заслонявшими ее профиль... - Это нечестно - говорить мне теперь, что в твоей жизни тоже есть черта, которую нельзя переступать. Ты должен был сказать мне это с самого начала, как я сказала тебе. - Не вижу, какое имеет значение, когда я тебе это сказал, - ответил я. - Вот я сейчас тебе это говорю. - Гнев, - проговорила она. - Ужас. Если бы это был кто угодно, кроме Энджи, я бы пошел дальше, к реке. Я бы пошел к набережным, ведущим на запад, к Эйфелевой башне, и нашел бы там какую-нибудь лодку с какой-нибудь другой отчаянной морячкой, умоляющей выручить ее из беды. Но вместо этого я рассказал Энджи, что случилось в Париже, когда мне было одиннадцать, - рассказал если не все подробности, то большинство их, а потом мне пришлось рассказать ей про Календарь, в то время бывший всего лишь грандиозным замыслом, не более, еще не были нанесены на карту, не были определены точки апокалиптической сейсмической активности... и когда я рассказал Энджи все это, она осталась в стенах моей жизни навсегда. Теперь она владела всеми моими главными секретами, а я не владел ни одним из ее, и с тех пор мне ничего не оставалось, как только внимательно следить за ней и пытаться не дать ей ускользнуть из моего поля зрения. Когда пришла зима, мы смотрели на Париж с той начальной стадии лихорадки, когда сознание омрачено и все кажется темным, тихие песни из соседней комнаты всегда напоминают эхо, а давние воспоминания, смешавшись с |
|
|