"Стив Эриксон. Амнезиаскоп" - читать интересную книгу автора

к громкоговорите-лю, ожидая услышать свое имя, и когда его все не называли,
я часами стоял перед мониторами и все равно искал свое имя. Другие тоже
ждали и пялились в монитор только затем, чтобы силой воли притянуть
какую-нибудь весточку из мира за пределами разрухи. Наконец, не обращаясь ни
к кому в особенности, я сказал: "Я у-у-ухожу", - и направился вон из шатра,
к волнам, когда вдруг услышал голос Вероники в громкоговорителе. Сообщение
адресовалось не конкретно мне, а любому человеку, который отозвался бы на
слова "Морской замок", и обратиться предлагалось в "Бункер". Г-г-где Бункер,
спрашивал я всех на своем пути, и была почти полночь, когда я его разыскал,
это огромное белое бетонное скопление художественных мастерских на краю
Багдадвиля. Я поднялся на грузовом лифте из складского подвала на первый
этаж и прошел по каждому коридору в темноте, нажимая на каждую дверь. Ни
одна не открывалась, и ни одна дверь не открывалась на втором этаже, и
только когда я добрался до четвертой двери на третьем этаже, она подалась. Я
решил, что возьму любую, кто окажется за дверью, которая не будет заперта.
В квартире-лофте за дверью было темно. Через окно с другой стороны я
видел, как сияют далекие костры на шоссе. На ощупь в темноте я нашел
винтовую лестницу и поднялся на второй ярус, который нависал над главным.
Она ничего не сказала с постели, и я ничего не сказал в ответ. Она даже не
пошевелилась. Только позже, через двадцать минут, может, тридцать,
оторвавшись от ее бедер, я уверился в том, что узнаю золото ее волос в свете
костров из окна за моей спиной. Внутри нее мой язык дотронулся до кончика
тонкой длинной паутины ее оргазма. Я увидел вдали ее оргазм, где-то за ее
плечами; я вдохнул его. Она застонала и дернулась. Ее влагалище взорвалось
последним "нет", оставшимся от "Морского замка", и я проглотил его. Я до сих
пор ношу его внутри себя, как письмо в бутылке.

Долгое время мы не говорили ни слова. "Нет", вышедшее из ее влагалища,
было последним звуком, которым мы обменялись, за исключением стонов. Мы
ездили в такси по Кресент-Хайтс, и звуки флейт сякухачи вливались в открытое
окно. Лучи фар срезали стволы выгибающихся белых деревьев, и ящерицы -
сиамские близнецы, соединенные головами, - проскальзывали на улицу из
затопленной подземки. На черных берегах Уилширского бульвара обнаженные
девушки из асфальтового озера Ла-Бреа колыхались в клетках на ветру; они
смотрели на нас из-за своих деревянных прутьев, а мы смотрели на них. Вив и
я следовали молчаливому соглашению, что любой из нас может взять у другого
что захочет и когда захочет...
Вот уже более двух лет мы вместе. Иногда это изумляет одного из нас или
обоих, поскольку вскоре после того, как мы встретились, Вив дала мне понять,
что ей не нужен немой любовник, а я был не уверен, что вообще смогу что-либо
сказать, не говоря уж о том, что ей хотелось бы услышать. Я просто
упрямился, теперь она так на это смотрит. Наша последняя и наиболее
озлобленная разлука случилась больше года назад, когда я проснулся посреди
ночи и увидел, как она ходит по чердаку голая в поисках того последнего
"нет", которое отдала мне с такой легкостью. Поздно ночью, четыре месяца
спустя, она появилась у меня на пороге, немного навеселе, в своей белой
кружевной блузке и белых сапожках; думаю, она просто хотела поймать меня в
самый непредсказуемый момент, увидеть собственными глазами, не прячу ли я
женщин в шкафу или под кроватью. Мы поднялись на крышу гостиницы.
Разглядывая огни вдалеке, мы пили текилу и она рассказала мне о всех