"Илья Эренбург. Тринадцать трубок" - читать интересную книгу автора

они весело улыбались, на их шапках блестели красивые кокарды, и все называли
их "гвардейцами". Эти люди взяли отца и повели его по бульвару Святого
Мартына. Луи думал, что веселые гвардейцы накормят отца, и пошел за ними,
хотя было уже поздно. На бульваре смеялись женщины, под каштанами франты
пили рубиновые настойки, и тысячи людей роились на аспиде зеркального
тротуара. Возле ворот Святого Мартына одна из беспечных женщин, сидевшая в
кофейной, закричала гвардейцам:
- Зачем вы ведете его так далеко? Он может и здесь получить свою
порцию...
Луи подбежал к смеявшейся женщине и молча, как вороненок, раскрыл свой
рот. Один из гвардейцев взял ружье и снова выстрелил. Отец закричал и упал,
а женщина смеялась. Луи подбежал к отцу, вцепился в его ноги, еще
подскакивавшие, как будто отец лежа хотел идти, и начал визжать.
Тогда женщина сказала:
- Застрелите и щенка!..
Но франт, пивший за соседним столиком рубиновую настойку, возразил:
- Кто же тогда будет работать?
И Луи остался. За грозным июнем пришел тихий июль, больше никто не пел
и не стрелял. Луи вырос и оправдал доверие доброго франта. Отец Жан Ру был
каменщиком, и каменщиком стал Ру Луи. В широких бархатных штанах и синей
блузе он строил дома, строил летом и зимой. Прекрасный Париж хотел стать еще
прекрасней, и Луи был там, где прокладывались новые улицы, - площадь
лучистой Звезды, широкие бульвары Османа и Малерба, обсаженные каштанами,
парадный проспект Оперы со строениями, еще покрытыми лесами, куда
нетерпеливые торговцы уже свозили свои диковинны - меха, кружева и ценные
каменья. Он строил театры и лавки, кофейни и банки, строил прекрасные дома,
чтобы беспечные женщины, когда на улице дует ветер с Ла-Манша и в рабочих
мансардах тело цепенеет от ноябрьских туманов, могли беспечно улыбаться,
строил бары, чтобы франты не переставали в темные беззвездные ночи пить свои
рубиновые настойки. Подымая тяжелые камни, он строил легчайший покров
города, прекраснейшего из всех городов - Парижа.
Среди тысяч блузников был один по имени Луи Ру, в бархатных штанах,
припудренных известкой, в широкой плоской шляпе, с глиняной трубкой в зубах,
и, как тысячи других, он честно трудился над благолепием Второй империи.
Он строил чудесные дома, а сам днем стоял на лесах, ночью же лежал в
зловонной каморке на улице Черной вдовы, в предместье Святого Антония.
Каморка пахла известкой, потом, дешевым табаком, дом пах кошками и
нестираным бельем, а улица Черной вдовы, как все улицы предместья Святого
Антония, пахла салом жаровен, на которых торговцы жарили картошку, пресным
запахом мясных, с лиловыми тушами конины, селедками, отбросами выгребных ям
и дымом печурок. Но ведь не за улицу Черной вдовы, а за широкие бульвары,
благоухающие ландышами, мандаринами и парфюмерными сокровищами улицы Мира,
за эти бульвары и за лучистую Звезду, где днем на лесах качались блузники,
прозван Париж прекраснейшим из всех городов.
Луи Ру строил кофейни и бары, он носил камни для "Кофейни регентства",
излюбленной шахматными игроками, для "Английской кофейни", где встречались
снобы, владельцы скаковых рысаков и знатные иностранцы, для "Таверны
Мадрид", собиравшей в своих стенах актеров двадцати различных театров, и для
многих других достойных сооружений. Но никогда Луи Ру, со дня смерти своего
отца, не подходил близко к уже достроенным кофейням и ни разу не пробовал