"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

языке.
Елена Александровна Гарт приехала на стройку как переводчица. Она
знала английский и немецкий. Она работала в тяжпроме, но Маня Королева ей
написала, что на стройке работать куда интересней. Правда, в Кузнецке нет
театров. Но иностранцы скучают, и вечера они проводят с переводчицами. В
распределителе для инспецов можно достать все: шелк, береты, даже дамские
туфли. Вдруг какой-нибудь американец влюбится в Елену... Мечтая, Елена
зажмурилась. Тогда инженер Гармин в нетерпении крикнул: "Переведите -
блюмсы сечением триста на триста отсюда направляются к шпеллерам..." От
страха Елена похолодела.
Все эти люди приехали на стройку вместе с Колькой Ржановым; эти и
другие, много других. Их записали в книгу. Никто не спросил, как они жили
раньше и какая страсть пришла их сюда. Их сосчитали, чтобы не ошибиться при
выдаче хлеба. Людей распределили по цехам. Кольку Ржанова послали в
доменный.
В тоске Колька оглядел барак. Люди лежали на койках пс разувшись.
Воздух был густой, как масло,- от махорки и от человеческих испарений. В
углу без умолку кричал грудной младенец. Колька попробовал было читать, но
лампочка была тусклая, и у него быстро заболели глаза. Тогда он прошел в
красный уголок. Два котельщика играли в шашки. Они чесались и однообразно
приговаривали: "А я через нее сигану..." На стене висел старый номер
стенгазеты. Колька прочел: "Галкин предается азартным играм, а на просьбы
прекратить дебош отвечает бурным матом минут на двадцать. Когда же мы
сразим огнем пролетарской самокритики это безобразие, унаследованное
царизмом?"

Колька подумал: зачем он сюда приехал? В Свердловске было чище и
спокойней. По вечерам он мог читать. Скучно? Но скучно повсюду... Разве
можно жить в таком хлеву... Колька прочел все в той же стенгазете: "Мы
строим гигант!" Он недоверчиво усмехнулся: он видел вокруг себя усталых и
несчастных люден.

Дня три спустя Колька пошел в клуб. Там он встретился с Васькой
Смолиным. Смолин начал ему рассказывать про ударную бригаду комсомольцев.
Колька улыбался. Нельзя было понять, радуется он словам Смолина или
насмехается. Потом, все так же улыбаясь, он сказал: "А вот я видал в
распределителе - конфеты только для ударников. Как же это: с одной
стороны - энтузиазм, а с другой - кило карамели?.." Смолин не смутился.
"Премии или чествования это ерунда. Вся штука в том, что мы строим. Это как
микроб. По-моему, доктора могут найти такую болезнь: "кузнецкая лихорадка".
Ты на себе это почувствуешь. В жар и холод кидает. Люди не едят, не спят.
Помыться и то нет времени". Колька больше не улыбался. Задумчиво постучал
он папиросой о коробку и ответил: "Может быть. Я такого еще не видал".
Колька попал в бригаду Тихонова. Рабочие из других бригад смеялись над
тихоновцами: "Они кауперы к сороковому году закончат..." Их звали
"тихоходами". Кольку это злило. Он вспоминал школьные годы. Его группу
дразнили "кувыркалы" за то, что при состязании в беге они сплоховали.
Мальчишки из пятой группы даже сочинили песенку: "кувыркала фыркала".
Колька тогда не вытерпел: он отлупил обидчиков.
Слыша, как рабочие смеются над "тихоходами", он досадливо пожимал