"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

Он забыл теперь обо всем, о самолюбии, о цифрах, о красной доске, о
богдановцах, которые снова ухитрились перегнать Колькину бригаду. Он
работал только ради кауперов. Он видел, как они растут, и с волнением
беременной женщины, с ее причудами и страхом следил за их таинственным
ростом. Кауперы для него были не кирпичами и железом, не печами для
нагревания воздуха, не сложным сооружением, которое позволит людям плавить
чугун. Они жили своей отдельной жизнью. В "Порт-Артуре" землекопы пили
водку и буянили. Старая киргизка искала вшей на голове дочери. Строители
ругались: "За ноябрь еще не выдали сахара". Кругом шла обычная жизнь. Но
над этой жизнью жили кауперы.
В январе стояли лютые морозы. Термометр показывал минус пятьдесят.
Даже старые сибиряки приуныли. Прежде чем выйти из теплого, вонючего барака
на улицу, люди сосредоточенно замолкали: их брала оторопь. Работа, однако,
не затихала. Газета каждое утро повторяла: "Стране нужен чугун" - и каждое
утро люди шли на стройку - они торопились. Были в этом отвага, задор и
жестокость - сердца людей полнились той же неистовой стужей. Когда рабочий
касался железа, он кричал от боли: промерзшее железо жгло, как будто его
накалили. Люди строили не с песнями и не со знаменами. Строя, они не
улыбались. Их подгонял голод и колонки цифр. Они валились без сил. Но они
продолжали строить, и революция снова жгла сердца людей, как в годы
Чапаева, сибирских партизан и Конармии: теперь она жгла их так, как жжет
пальцы металл на пятидесятиградусном морозе.
В один из самых жестоких дней Коля стоял возле каупера. Он увидал, что
канат на мачте застрял: нельзя подымать листы. Тогда, не задумываясь,
Колька полез наверх. Наверху было еще холоднее. Колька с трудом дышал.
Большие круги света иопльт-перед его глазами. Ему показалось, что он
падает. Но он не испугался: в ту минуту для него не было смерти. Потеряв на
миг равновесие, он успел ухватиться за канат. Перед ним была вся стройка:
кауперы, тонкие трубы мартена, бесконечно длинный блюминг, экскаваторы,
краны, лебедки, мосты. Все это дрожало в холодном, как бы искусственном
свете. Воздуха не было. Были трубы и машины. Над стройкой висел крохотный
человек. Он должен был выпрямить канат. Он это и сделал.
Он оставался наверху свыше часа. Когда он спустился вниз, он больше
ничего не понимал. Люди толпились вокруг. Кто-то крикнул: "Качать!" Его
несколько раз подкинули вверх. Он молчал. Партизан Самушкин, стараясь
скрыть волнение, выругался, а потом крепко сжал руку Кольки. Соловьев
проворчал: "Да ты, брат, того -герой". Колька не улыбался. Он глядел
наверх- теперь все в порядке!
Так работал Колька Ржанов. Так работали и другие. Их называли
"ударниками". Одни из них надрывались, чтобы поручить леденцы к чаю или
отрез на штаны. Других подгоняло честолюбие: они не хотели остаться позади.
Третьи работали так, как обычно играют в железку: это был свой,
строительный .парт. Четвертые мечтали выйти в люди: стать обер-мастером,
попасть на курсы в Свердловск, променять кирку или кувалду на портфель
красного директора. Пятые боготворили завод. Машины для них были живыми.
Они звали домну "Домной Ивановной". Они звали мартеновскую печь "дядей
Мартыном". Шестые верили, что стоит достроить этот завод, как людям сразу
станет легче: будут рельсы, а по рельсам понесутся сахар, чай, сукно и
сапоги. Ударников было много - чистых и нечистых. Но все они работали