"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

скорее, нежели могли. Они работали скорее, нежели могут работать люди.
На кладке огнеупорного кирпича французские специалисты говорили:
"Человек может положить в день полтонны". Каменщик Щеголев выслушал
переводчицу и ничего не сказал. Его бригада вышла на работу в шесть утра.
Щеголевцы работали до ночи. Они не курили, чтобы не потерять ни минуты.
Когда они сдали работу, на человека вышло по полторы тонны.
В январе месяце строили ряжевую плотину. Запальщики взрывали лед.
Рабочие стояли в ледяной воде. Беляев простоял в воде одиннадцать часов.
Термометр показывал минус сорок восемь.

Бригада Гладытпева торжественно обещала закончить клепку кауперов в
двадцать дней. Рабочие не ходили в столовку. Они жевали хлеб и работали.
Они простаивали на работе по восемнадцати часов без передышки. Они
закончили клепку в четырнадцать дней.
У строителей были лихорадочные глаза от бессонных ночей. Они сдирали с
рук лохмотья отмороженной кожи. Даже в июле землекопы нападали на
промерзшую землю. Люди теряли голос, слух и силы.

По привычке в душной темноте бараков строители еще обнимали женщин.
Женщины беременели, рожали и кормили грудью. Но среди грохота экскаваторов,
кранов и лебедок не было слышно ни поцелуев, ни воплей рожениц, ни детского
смеха. Так строился завод.
Жизнь Кольки Ржанова едва начиналась. Он почувствовал на себе
доверчивые взгляды товарищей, и впервые он поверил в себя. Его походка
стала живой и точной, зрачки как бы сгустились, голос погрубел. Прежде ему
казалось, что он ничего не может: ни работать, ни учиться, ни любить.
Теперь он ощущал, как живет и растет его тело. Иногда, работая, он
вскрикивал "ого", только затем, чтобы услышать свой голос. Когда он выходил
из темного барака, радовался не только он, радовались его глаза, зрачки
сужались, весело они облетали мир -абрис труб, нестерпимую белизну снега,
крохотных, как жучки, людей и желтое зимнее солнце. Он понял, что он силен,
что ему ничего не стоит поднять тяжелую полосу железа, что его ноги ловко
обхватывают канат, что он может карабкаться, прыгать и при этом улыбаться.
Он теперь чувствовал в себе глубокое веселье. Ои перестал чуждаться
товарищей. В те скудные часы досуга, которые оставались после дня работы,
он шутил и смеялся. Его забавы были несложны. Он пел с другими глупые
частушки: "Сашка в красном уголке с Машей обнимается. На строительстве
прорыв его не касается"... Он пел, не думая о том, что он поет, и он
смеялся.
Как-то после доклада в комсомольском бараке были игры. Колька поймал
Варю Архипову. Они оказались возле стены. Варя тяжело дышала-она
запыхалась. Не думая ни о чем, Колька крепко поцеловал ее в губы. Варя не
отняла своих губ; губы у нее были розовые и горячие. Кто-то сзади крикнул:
"Ай да Колька!.." Тогда Варя побежала снова в круг. Больше ничего и не было
между ними, кроме этого случайного и в то же время необходимого для обоих
поцелуя. Только на следующее утро, работая, он вдруг набрал в рукавицу
снега и прижался к снегу губами. Снег был сухой и обжигал. Колька задумчиво
усмехнулся. Больше он никогда не вспоминал о поцелуе возле беленой стены.
Как-то Колька проходил возле мостового крана. Он знал, что этот кран
отличался огромной грузоподъемностью. Он глядел на него, как глядят на